Фант на счастье

Оксана почувствовала, что градус кипения невольно приближается к критическому. Она все-таки накрутила себя, как ни старалась сдержаться. И звонок показался свистком от чайника. Схватив в одну руку сумку, другой едва не за шиворот ухватив Пашку, девушка помчалась к выходу. Почему-то плевать было и на смешки в спину, и на пронизывающий взгляд Ольховской, и на удивление Толика, и даже на столкновение со старичком Виноградовым.

– Антипина? Вы куда?

– Извините, – проговорила сквозь зубы, пряча бешеный взгляд. – Нам очень надо!

– Ну, если надо, – Виноградов как-то слишком многозначительно замолчал и уступил им дорогу.

А Оксана неслась мимо закрытых и открытых аудиторий. Пашка шел следом. Молча. С кучей вопросов, буквально ощущаемых физически. Или ответов.

В коридорах становилось все меньше и меньше народу. Все опаздывающие уже заняли свои места. И Оксана решила, что можно остановиться.

– Михеев, что все это значит? – она встала напротив парня, до боли сжав кулаки.

– Я, – он облизнул пересохшие губы и прокашлялся, – тебя люблю.

Оксана уставилась на него, не понимая, он шутит, бредит или обманывает сам себя. Собачий взгляд, расширенные зрачки, смазливая физиономия, бровки домиком. На это можно купиться, как и на слова, лет в пятнадцать, максимум. Когда критичность отсутствует. Когда слышишь, но не анализируешь.

– Паша, это не любовь.

– Откуда ты знаешь? – он набычился, видимо, ждал чего-то другого, возможно, что девушка растает и кинется на шею.

– Потому что это только слова.

– Но как-то именно ими принято выражать свои чувства, – Михеев разозлился.

– Ты понятия не имеешь, какая я, чего хочу, чем дышу.

– Это проблема?

– Михеев! Это! Проблема!

– Узнаю. Меня это вообще не парит. Скажешь, что тебе нравится, что не нравится, и все.

– Ага, – она кивнула. – Скажу.

– Ну, вот. С Толиком ты не парилась, знаешь-не-знаешь. Я не хуже, чем он, поверь.

– Ты дурак, да? Ты же придумал себе все это! – девушка шипела и извергала огонь и лаву, к счастью, этого никто не мог видеть. – Паша, я не медаль, меня нельзя завоевать! И нельзя примерить, как свитер, за другом, вдруг подойдет больше! Вы тусовались с Ольховской и продолжайте!

Михеев вскинул обе руки. Неожиданно. Она отпрянула, испугавшись на мгновение. И замолчав.

А он развернулся к стене и врезал по ней кулаками.

– Паш, прости, – у Оксаны даже горло перехватило. – Но я…

– Молчи.

– Не буду молчать. Я скажу, и ты меня услышишь. Ты не сможешь убедить себя, что этого не было, – она чувствовала, что злость вышла, ее просто уже не было, осталась неимоверная усталость, хотелось поскорее уже разобраться с этой ситуацией. – Я не люблю тебя. И ты – тоже не любишь меня. Да, и Янку. Ты поймешь это сам. Когда-нибудь. Или не поймешь.

Оксана ушла. Написала Ярославу, что разболелась голова, что поехала домой. Пообещала, отлежаться и не расклеиться. За эту маленькую ложь было стыдно. Но она давала немного времени, чтобы подумать, прийти в себя. Потом девушка расскажет, что случилось на самом деле. В конце концов, Ярослав и сам ведь скрыл, с кем подрался.

Но признание Пашки выбило Оксану из колеи на несколько дней. Пожалуй, после разрыва отношений с Толиком она пришла в себя быстрее. А тут – постоянно крутилось в голове его неожиданное признание и ее ответ ему, множились вариации, плодились реальности, накладывались, как калька на происшедшее, и девушка уже не знала, верно ли поступила, выказав жесткость, почти жестокость.

Как бы то ни было, следить Пашка перестал. И в универе появлялся редко, не чаще, чем раньше. Когда приходил, делал вид, что Оксаны нет. И садился на любое свободное место. Но и Ольховскую это счастливой не делало. Она казалась погруженной в себя. Однако Оксана ловила порою на себе ее взгляд, тяжелый, как камень за пазухой.

И если бы не Полина, не Ярослав – приходилось бы туго. Подруга отвлекала от тягостных мыслей. А парень вроде бы и не делал ничего особенного, просто был рядом. Дарил цветы. Угощал чипсами. Водил в кофейню.

– Я не случайный человек в твоей жизни! – однажды шепнул он на ухо девушке.

И от этих слов стало щекотно и жарко. И, пожалуй, выдуло, наконец, признание Михеева. Во всяком случае, на следующее утро Оксана проснулась уже без досадного чувства вины. Собралась в универ. Вышла на остановку.

Сначала удивилась, что Полины нет, а потом вспомнила, что та сегодня собиралась пойти со своим мужем, он решил устроить фотосъемку для детишек из реабилитационного центра и ему была нужна помощница. Ярославу тоже сегодня на учебу было к третьей паре.

Пришлось стоять одной, ежится от холодного ветра, жалея, что не вспомнила о перчатках. И как-то не заметила подрулившую прямо к остановке иномарку.

– Девушка, – раздался чуть хриплый мужской голос, – не подскажите, как нам проехать на Шелководную?

Оксана даже не сразу поняла, что обращаются к ней. Но вопрос повторился. Она подняла голову. Водитель, парень, пожалуй, одного с ней возраста, стоял рядом с автомобилем с тонированными стеклами.

– Прямо по этой дороге, чуть дальше будет поворот налево, – коротко объяснила Оксана. – Два квартала и Шелководная.