Фант на счастье

– Сейчас как нафеячу! – Оксана понимала, что, пожалуй, перевес сил не на ее стороне, но сдаваться не хотелось, внутри проснулась злость, эти пьяные идиоты, наверняка, сами не соображали, чего сделали. – Да, у меня знаете, кто папа? Прокурор города!

Она, разумеется, понятия не имела, есть ли такая должность, но эта пришла в голову первой. Звучит же. Сразу лезли ассоциации: суд, юрисдикция. Однако ожидаемого эффекта на вышло. Сутулый заржал и захлопнул дверь.

Снова воцарился полный мрак. Хотелось пить и в туалет. Жутко болела голова. Оксана почувствовала, как из уголка глаза вытекает горячая одинокая злая слеза. Когда-то в интернете мелькала статья, что из любых наручников можно освободиться, если вытащить из сустава большой палец. Советчики сами пробовали? Да, крысы могут отгрызть в отчаянии свою лапу. А человек?

Сидеть здесь, в ожидании, пока тюремщики протрезвеют, если вообще это когда-то случится… Или лучше пусть не просыхают? Пусть упиваются своим поступком в сорокоградусных мерках. А то, кто знает, что придет им в голову потом. Кто может точно сказать, что именно у них на уме? Что им нужно от Оксаны?

Отчаяние прокрадывалось в душу. Отвоевывало новые территории, столбило со страстью старателя. И все тяжелее и тяжелее удавалось находить логические доводы.

Но теперь Оксана боялась привлекать внимание лишним шумом. Скукожилась на полу и только еле слышно всхлипывала. Тело била дрожь, как при ознобе. Нервы казались натянутыми до предела.

Девушка временами проваливалась в забытье. Буквально на несколько минут, или секунд, а потом приходила в себя, рывком, ударом ногой о пол, борт. Ощущения тела, пространства, времени стирались.

Потом, наверное, через несколько часов, послышались крики, топот. По звукам нельзя было ничего понять: дискотеку там устроили или решили подраться. А может это вообще голова так гудит?

Нет. Распахнулась дверь. Но теперь поток света бил с меньшей интенсивностью. Кажется, уже наступил вечер.

Оксана пригляделась, морщась. Глаза слезились. Изображение ехало и двоилось. Сейчас у нее уже не осталось сил выглядеть смелой. Хотелось умолять тюремщика о снисхождении.

Только вместо сутулого в дверях стоял Ярослав. Оксана поначалу даже решила, что у нее галлюцинации. Но парень подскочил, крикнул, что надо найти ключ от наручников, а сам обнял девушку, принялся гладить ее по голове, как маленькую, шептать какие-то милые бессмыслицы, унимая невольную дрожь.

– Ну, маленькая, все хорошо. Тихо, тихо. Сейчас мы тебя освободим. А потом поедем домой. Ко мне. Мама там что-то вкусное приготовила. Ты ведь голодная?

– Не-ет, – смогла вставить короткое словечко Оксана. – Я в туалет хочу.

– Толя, ***! – с губ Ярослава неожиданно сорвалось непечатное. – Где ты там?

И, как в сумбурном сне, подскочил Толик, с ключами в вытянутой руке, разномастными, начиная с длинных, домашних, до каких-то непонятных закорючек, похоже, собрал просто все, которые нашел, без разбору и принес.

Парни общими усилиями подобрали подходящие. Освободившись от наручников, Оксана попробовала встать, но ноги не слушались, во-первых, затекли и ничего не чувствовали, во-вторых, просто подгибались. Она буквально обвисала на Ярославе. В конце концов, он просто подхватил ее на руки и вынес наружу.

Моросил дождь, было совсем темно.

– Сейчас спустимся на берег, присядешь в кустики? – предложил Ярослав.

Но Оксана не ответила, она во все глаза пыталась разглядеть следы побоища, а видела лишь давно знакомую старую баржу. И не скажешь, что из нее можно сделать темницу. Так все буднично, обыденно. До невозможного.

В капитанской рубке мелькал свет и оттуда доносились какие-то звуки, неразборчивые отголоски слов. Туда направился Толик, махнув Ярославу и девушке.

Оксана ничего не понимала. И виной тому была не усталость, не стресс. Казалось, что все происходит не с ней. Что это лишь затянувшийся сон, или плохой фильм. И вроде бы все разрешилось… А ощущение нереальности происходящего только усилилось.

– Смотри, вон там можно присесть, – Ярослав аккуратно, словно хрустальную вазу поставил Оксану на берег.

Ноги немного отошли, но без объятий парня вдруг накатил страх. Хотелось плакать, цепляться за его плечи. Девушка почувствовала, пережитое – останется навсегда.

– Я потерплю, – выдавила она. – Мы можем уехать отсюда? Прямо сейчас.

28 Ясность

В рубке было душно, прокурено и воняло застарелым перегаром. Пустые бутылки громоздились, казалось, везде. Открытые консервные банки посреди заляпанного стола, который кто-то когда-то сюда приволок, тоже уюта не добавляли, как и парочка колченогих табуреток. А уж про испачканный всякой дрянью когда-то детский диванчик – вообще слов не было. Толик бы на такой сесть не решился. Пашка, впрочем, тоже стоял. На диванчике сидели два аборигена. Вот им в самый раз обстановочка.

Хотя на бомжей они не тянули. Шмотье, хоть и не свежее, видно, что не с помойки. И бухло – не из дешевых. Так, шестерки.