— Значит, так, — сразу стал серьезным лукоморский чекист. — Этот трактирщик, что пластиночки крутит, с утра уже в ЧК появлялся. Полагаю, для того чтобы план комнат набросать. Ну, на прямую атаку Кумок, видимо, не решится, силы у него уже не те. Я так кумекаю, товарищ Кторов, заваруху они устроят где-нибудь в стороне, скорее всего на окраине, чтобы наше внимание отвлечь и самим вовремя убраться, когда мы их давить станем. Шура Кумок на что рассчитывает? Расчет у него что ни на есть самый бандитский. Он полагает, что мы на подмогу кинемся, а здание ЧК от охраны оголим. Так обычно и бывает — затеются гопники магазин взять, обязательно в противоположной стороне что-нибудь подожгут. В ЧК он пойдет с небольшой силой. Тут мы его и встретим. Я так думаю, он обязательно захочет в ходе налета некоторые детали уточнить, для того ему живой человечек из Чека понадобится.
— Все ты прикинул, диспозиции начертил, — вздохнул Кторов. — А если ошибаешься? Может, он малую группу пошлет, чтобы шухер учинить, а основной силой на ЧК навалится? Тогда как?
Гнатюк безмятежно махнул рукой.
— Это вряд ли, — сказал он. — Я же говорю, бандитская натура. Ему же цацки надо забрать, и забрать в одного, поэтому он пришлых бандитов с собой возьмет, чтобы после дела их там же и кончить. Тогда все на чекистов списать можно, а то ведь братва и не поверить может.
Он скептически оглядел Кторова.
— Ну, пойдем к нам, помозгуем маленько?
Особой суеты в ЧК не наблюдалось. В вестибюле стояли старые, еще царских времен вешалки за деревянным барьером, на стене напротив золотились на красном кумаче буквы, складывающиеся в надпись «Смерть мировой контрреволюции» аж с тремя восклицательными знаками на конце. Часовой в шинели и шапке, на которой вместо кокарды была нашита красная ленточка, придирчиво проверил документы и у Кторова, и — быть может, специально для него — у Павла Гнатюка.
Кабинет у Гнатюка был небольшой, и сразу чувствовалось, что в нем много курят. Окурочный запах был устойчивым, казалось, что он пропитал обои, обшивку громоздкого черного кожаного дивана, въелся в пестренькую обивку венских стульев, выстроившихся у длинного стола, покрытого зеленым канцелярским сукном, отчего стол сразу напомнил Кторову бильярдные партии, разыгранные в свое время в одесских припортовых кофейнях.
— Садись, — махнул рукой Гнатюк. — Я сейчас.
Отсутствовал он недолго, вернулся с пачкой тощеньких папок под мышкой, отпер громоздкий сейф и засунул папки в него.
— Ну, браток, — сказал он. — Митьку-юродивого начальник приказал на всякий случай в камеру засунуть. Кукует, гаденыш! Есть какие-нибудь соображения?
— Соображение одно, — сказал Антон. — Надо брать этого трактирщика за пищик и колоть.
— На кой предмет? — Гнатюк сел на свое рабочее место, достал кисет и принялся умело сворачивать самокрутку. Свернул, но закуривать не стал. Смущенно признался: — Дарье Фотиевне не нравится, когда от меня махрой, извиняюсь, пованивает. Вот, креплюсь по мере сил. Так что ты говорил насчет трактирщика?
— Может, и не откажется, — задумчиво сказал Кторов. — Коллекция-то у него и в самом деле богатая.
— Думаешь, на том его и сломали? — Гнатюк пожевал кончик самокрутки, сморщился. — Может быть, может быть… Только шатко все это, сомнительно, товарищ Кторов.
Он брезгливо отбросил самокрутку в пепельницу с медным божком, сомнительно покрутил головой.
— А у тебя есть другие варианты?
Начоперотдела посидел еще немного, потом решительно закурил и сделал несколько жадных затяжек. Встал, доставая из кобуры наган, крутанул барабан, проверяя все ли гнезда полны, и сунул его обратно:
— Так что мы сидим? — сказал он. — Пошли?
— Начальнику докладывать будешь? — спросил Кторов.
Гнатюк дернул щекой. Похоже, его взаимоотношения с местным начальником строились не совсем гладко.
— Потом доложим, — сказал чекист. — Время поджимает. Нам еще в катакомбы смотаться надо, с гномами поговорить. Баюн тебе о них рассказал?
— Рассказал, — вздохнул Кторов. — Он мне много чего рассказал, верить даже не хочется.