Первый день мы закончили безрезультатно.
Паша Дроздов вернулся к машине, страдальчески кривясь и придерживая одну руку другой. Проявляя служебное рвение, он попытался пошарить в дупле старого дерева, которое заметил при обходе, но упал с дерева, в то время как его рука была в дупле. По счастливой случайности рука осталась цела, но связки на ней Паша потянул. Востриков сразу же принялся делать ему компресс, используя какие-то корешки и святую воду, которая у него была налита в чекушку из-под московской водки. То ли уговоры помогли, то ли святая вода с корешками подействовали, но через некоторое время наш Паша перестал стонать, хотя рука его оставалась покрасневшей и распухшей.
— Хорошо не голову ты туда сунул, — в сердцах сказал вечером капитан Скиба. — Ходил бы сейчас кривошеим!
Дворников фыркнул так, что едва не расплескал чай.
— Хорошо что руку сунул, — сказал он. — Могло ведь и совсем иное случиться. Что тогда? Встретил бы после войны хорошую девушку, она бы его спросила: что случилось, дорогой? На каком сражении ты свою дорогую игрушку так искалечил, что она у тебя на штопор похожа стала?
— Иди ты! — огрызнулся Дроздов.
— Слушайте, орлы, — посмотрел на нас капитан. — А если мы ошибаемся? Если нет никакого радиопередатчика, а есть что-то другое?
— Что именно, командир? — удивился Дворников. — Тут сколько ни гадай, ничего другого не придумаешь.
— Ну а вдруг, — не оставлял мысли Скиба. — Помните, как с оврагом случилось? Может, и здесь особые складки местности, которые рождают, скажем, радиоэхо?
— Никогда ни о чем подобном не слышал, — искренне сказал я. — Я в институте разную научную литературу читал, но ничего похожего ни в одной книге не читал.
— Ты же сам однажды говорил, — сказал Скиба. — Есть много, друг Горацио, на свете, что и не снилось… Может, это как раз то самое и есть?
В последующие два дня в наше распоряжение пришли три машины с пеленгаторами.
— Совсем ненадолго, — предупредил Скиба. — После первых же перехватов придется вернуть. Я у Шумакова их слезно вымаливал, наверху согласились, очень им хочется поскорее закрыть это загадочное дело.
Усилиями трех машин пятачок леса, откуда велись передачи, удалось уменьшить до двадцатиметрового участка. Дни стояли ясные и передачи велись каждый день. Мы обшарили весь участок леса, но никого не обнаружили, хотя прочесывания вели как раз в момент передачи и будь на рации живой человек, мы бы его обязательно заметили. Негде ему было скрыться на таком маленьком лесном пятачке, тем более что лес в этом квадрате был реже, чем в других местах и просматривался хорошо.
— Я же говорил, — бодро сказал Дворников. — Версию о радисте можно окончательно отбросить. Остается автомат. Ищите ребята деревья с дуплами, надо будет каждое проверить.
Деревьев с дуплами оказалось девять, ни одном из них не было никаких признаков антенн.
Мы досконально проверили пять деревьев, но уже на шестом нас ждал неприятный сюрприз: в дупле разместился пчелиный улей, потревоженный, он обрушился на нас со всей пчелиной яростью и ненавистью к незваным любителям меда. Смешно сказать, но мы постыдно бежали от них.
— Улепетывали как от немцев, — хмуро сказал Скиба, критически разглядывая подчиненное ему воинство. У Дроздова стремительно распухала левая щека, Дворникова ужалили сразу четыре пчелы, и у него уже основательно заплыл левый глаз, два укуса пришлось на мою долю и оба в руки, повезло только отцу Федору — его пчелы почему-то не тронули.
— А как его кусать? — прижимая к заплывшему глазу кусок мокрого бинта, сказал Дворников. — Известное дело, с одного ковчега ведь. Написано же, там каждой твари было по паре!
— Дерево все равно придется осмотреть, — высказал свое командирское мнение капитан.
— Только без пчел! — кивнул Паша Дроздов.
Легко сказать — без пчел!
Востриков связался с районным отделением НКВД, и ему дали список близлежащих деревень, в которых имелись пчеловоды. Он уехал и вернулся с одним из них — высоким худым мужчиной в бежевом пыльнике и хромовых сапогах. Из-под пыльника проглядывали синие галифе и толстый красный свитер. Пчеловод приехал не с пустыми руками, он привез с собой накомарники, дымарь и все прочее, необходимое для успешной борьбы с роем. Звали пчеловода Николаем Ивановичем, на вид ему было около сорока лет. У Николая Ивановича был мощный череп с ушами, крепко прижатыми к голове. Волосы у него росли только сзади, спереди голова казалась полированной — хоть солнечные зайчики с ее помощью пускай.
К тому времени мы уже проверили все деревья, которые имели дупла, осталось одно — то, в которое самовольно вселился пчелиный рой. Пчеловод деловито осмотрел дерево со стороны.
— Может, мои пчелки и есть, — сказал Николай Иванович. — У меня в прошлом году роились, один рой так и ушел! По закону, раз других хозяев не объявилось, я имею право на преследование роя!
Нам-то что, если бы даже он преследовал сразу всех пчел РСФСР!
В работу его мы не вмешивались.