Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

Неожиданное решение принял Ватикан. После очередного Собора Папа Римский выступил с энцикликой, в которой заявил, что вера — это то, что отличает разумное существо от неразумного животного. «Существует много рас, — писал папа, — которые принадлежат к разным конфессиям и верят в Бога. Бог един — различно представление верующих о нем. Я не говорю здесь о язычниках и заблуждающихся, ибо и те и другие однажды обретут истинную веру и познают совершенство и величие Господа. Разность вероисповедований не мешает всем нам жить в мире, потому и мы должны быть веротерпимыми. Распахнем же объятия братьям по Вере, примем же их в лоно церкви, отправим верных слуг Господа, чтобы призвать наших новых братьев к служению Господу нашему».

Злые языки говорили, что в кулуарах Собора папа высказался откровенней и определенней. «Пусть они веруют в свое святое яйцо, — якобы сказал папа, — все равно. Если разумное существо верует в одно, то его всегда можно убедить уверовать в другое. Нам главное — не опоздать на поезд».

После этого на вокзал, с которого, по образному выражению папы, отправлялся поезд до Антарктиды, заторопились и другие.

* * *

В Вашингтоне демарш главы католической церкви приняли сумрачно.

— Я не хочу сказать, что папа сошел с ума, — сказал государственный секретарь Эндрю Кармайкл. — Но что-то в его словах есть от благородного безумия. Его слово, конечно, не решающее, но определенный вес оно имеет, и это нельзя сбрасывать со счетов. Европарламент уже склоняется к тому, чтобы признать Антарктиду самостоятельным государством со всеми вытекающими отсюда последствиями. А если учесть, что эту инициативу поддерживают Россия, Китай и Индия, то мы остаемся в меньшинстве, господин президент, как это ни прискорбно звучит.

— Эндрю, Эндрю! — вскинул руки его собеседник. — Может, не стоит сгущать краски? В конце концов, все это политика, и не более того. И между нами говоря, возможно, что это даже неплохо, мы даже выиграем от этого. Ну посуди сам — рук у них нет, а некоторые продукты цивилизации обязательно потребуются. И кто им все даст? Мы им все дадим. В обмен на некоторые экономические и политические уступки. Опыта политической борьбы эти пингвины, прошу прощения, — ластокрылы, не имеют. Все будет зависеть от того, кто с ними первым найдет общий язык. И хорошо, что они разговаривают по-английски, а не по-русски или по-китайски. Хороша китайская кухня, а не китайские идеи. А у русских хороша только водка.

— Народ никогда не простит им взрывы в зоопарках, — хмуро сказал государственный секретарь.

— Эндрю, не будьте наивны! Народ будет думать так, как ему скажут. Если бы телевидение и газеты в начале века захотели, то уже через неделю граждане нашей страны искренне верили, что арабы, разрушив Всемирный торговый центр, оказали Америке великое благо — все равно здания требовалось разрушить, чтобы построить еще более современные. — А жертвы? — Просто не согласовали с хозяевами сроки сноса.

Президент выпил стакан минеральной воды, прошелся по кабинету и снова обернулся к госсекретарю.

— И перестаньте впадать в детство, — сказал он. — Перед нами стоят серьезные задачи. Предстоит определить цели Соединенных Штатов в политически изменяющемся мире. И поверьте, Эндрю, это несравненно труднее, чем бомбить Антарктиду. Тем более что это может оказаться бесполезным — те, кто хорошо плавают, всегда имеют возможность уйти в океан.

* * *

Каждый сходит с ума по-своему.

Если путешествуешь по VIP-классу, то с выпивкой проблем не бывает. Сложности начинаются тогда, когда нет денег. Когда деньги есть — все сложности отходят на второй план. — Хорошо быть богатым, — сказал Якубович. — Тебе виски с содовой?

— С содовой пускай американцы пьют, чистой налей, — Гимаев лениво щелкал пультом, переключая телевизионные каналы. Если бы не певучий испанский язык, можно было представить себя дома. По телевизору шли те же фильмы, перемежаемые все той же рекламой. Нет, пожалуй, рекламы в России было больше. А может, это просто казалось. На станции они привыкли к видеомагнитофону, а здесь и звук был громче, и цвета сочнее.

В гостинице, где они поселились, Сударушкин занял апартаменты для особо важных персон. Перед ним там проживал какой-то арабский принц или сам король. А может, администратор соврал, чтобы набить цену. Хоменко поселили в одноместном номере из трех комнат. Гимаев и Якубович посчитали, что в одиночестве жить слишком скучно, и взяли номер на двоих. Портье с острой мышиной мордочкой, на которой самыми яркими красками были нарисованы разнообразные пороки, понимающе усмехнулся, внося записи в журнал. Гимаев хотел дать ему в морду, но раздумал — пусть поганец думает что ему угодно. Якубович пришел со стаканами, сел на диван, и они выпили.

— Завтра дернем в Штаты, — Якубович подумал немного и сходил за бутылкой. — Веришь, никогда не думал, что в Лас-Вегасе побываю, на флоридских пляжах загорать буду. Может, Шварца увидим, а? — Кого? — Гимаев даже приподнялся. — Да Шварцнеггера, — Якубович торопливо наполнил стаканы.