Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

После этих слов Герда Блау даже Хоменко стало ясно — Лас-Вегас пора покидать, пока они все не нашли приключений на известное место. Причем в прямом смысле этого слова.

Шумной толпой они вывалились из ночного клуба. Их провожали неодобрительными возгласами. Герд Блау пронзительным печальным голосом запел хит сезона «До свиданья, любимый! Сегодня я сплю один». Толпа танцующих восторженно взревела.

— Коле надо срочно взять охрану, — сказал Гимаев. — Добром это не кончится.

— Да уж, — неопределенно согласился Якубович.

Сзади послышался плеск пощечин.

— За что? — взвыл Сударушкин.

— За то, — разгоряченная вином и ревностью француженка едва сдерживала себя. — Думаешь, я не видела, как ты смотрел на этого мужика!

— Ты чего? — Сударушкин трезвел на глазах. — Я гетеросексуал, девочка! Мне тебя и Дафны хватает!

— Полина, — вмешался Гимаев, увлекая женщину под руку в сторону. — Ты поосторожнее со словами.

Остаток ночи прошел так же сумбурно, как эта ночь и началась. Пили в номере Хоменко. Потом в номере какого-то пузатого и волосатого араба, который почему-то хрипло кричал: «Зер гут!» — и лихо опрокидывал стаканчики бренди, после чего доверительно обнимал присутствующих и сообщал им, что является прямым потомком Магомета.

Гимаев вернулся в гостиную, где полуголая Дафна Меддоуз безуспешно пыталась исполнить танец живота. Сударушкин мирно спал, уткнувшись лицом в блюдо с омарами. Хоменко меланхолично разыгрывал партию в карманные шахматы. Якубович пытался хлопать в такт движениям Дафны, но это у него получалось плохо.

— Пошли, — сказал Гимаев. — Всем спать надо.

Араб, привыкший в зимние месяца Рамадана ходить в ночное время по гостям, тяги к сну не испытывал, но, взглянув на Дафну, торопливо поднялся с кресла.

— Пора, пора, — по-английски подтвердил он.

И ушел по-английски — не прощаясь.

Поздним утром, а точнее — ближе к полудню, Гимаева разбудил Сударушкин. Глаза его лихорадочно блестели, губы дрожали.

— Полинка-то, Полинка, — сказал он, едва Гимаев открыл глаза. — Кинула меня, стерва!

Да, Полина Линьер покинула Сударушкина. Но оставила записку.

«Милый Колья, — писала француженка. — Наверное, тебе больно будет читать это письмо. А мне очень больно его писать. Я больше не могу спокойно смотреть на все твои похождения, поэтому ухожу в самые счастливые часы моей жизни. Любимый! Мне будет не хватать тебя. Наличные деньги и твою кредитную карточку я забрала как воспоминания о нашей безумной и счастливой любви. Все остальное оставляю Дафне. Она это заслужила».

— Все выгребла, — сокрушенно вздохнул Сударушкин. — До последнего цента!

— Плевать, — равнодушно сказал Гимаев. — Деньги не проблема, деньги есть, я позавчера опять в рулетку выиграл. Все казино на ушах стояло! Знаешь, у меня такое ощущение, что я любое пари смогу выиграть.

— А я что говорил? — вздохнул полярник.

Вошедшая вслед за Сударушкиным американка обняла полярника за плечи.

— Возьми себя в руки, Колья, — самоотверженно и нежно шепнула она. — У тебя есть я. Я тебя не брошу, милый!

— Да, да, — сказал Сударушкин.

И лицо у него было такое несчастное — краше в гроб кладут. Вот про такие минуты и говорят — не было бы счастья, да несчастье помогло. Очень сильно помогло.

Даже жить не хотелось.

* * *

Коренастый был в унынии.

— И как нам их оттуда доставать? — печально поинтересовался он. — Янкесы, и те облажались. Мы ведь с тобой на штурм этих пещер не пойдем с «калашами» наперевес!

— Папа сказал — ждать, — неуверенно сообщил долговязый.

— Ждать, ждать! — раздраженно сказал коренастый. — Надоело ждать. Холодно. Никаких удобств. Домой хочу! Коттедж остался недостроенным. Жены уже второй месяц не видел. Я по детям соскучился!

— Превратности профессии, — философски и примирительно развел руками долговязый.

У каждой профессии свои достоинства и свои недостатки. Достоинство работы наемным убийцей в том, что платят много и хорошо, к тому же не надо каждый день на работу ходить и с начальством ругаться. Но есть и существенные недостатки. Клиенты к ней неодобрительно относятся. Милиция постоянно пытается за руку схватить и поймать, как говорится, с поличным. И самое плохое — ненадежное это дело, выполняя заказ, постоянно приходится посматривать — не целятся ли уже в тебя? Наемный убийца не член профсоюза, на белом свете долго не живет, таков уж у него печальный удел. И еще — очень часто ему приходится ждать. А как же иначе? Поспешишь — людей насмешишь. Ну не то чтобы действительно насмешишь, в неловкую ситуацию попадешь. Если вообще живой останешься.

Но в данном случае ожидание было исполнено гуманистического смысла. Предстояло не на курок вовремя нажать — человека спасти.

Но вот как это сделать, оставалось не ясным.

Наши киллеры были материальными идеалистами — в чудеса они не верили, но в глубине души надеялись на них.

Глава девятнадцатая

Организацию Объединенных Наций лихорадило.