За окном была привычная, обыденная жизнь, даже представить трудно было, что волею случая я оказался в стороне от основного потока.
— Может, пора? — спросила Элка, обнимая меня за плечи. — Честно говоря, мне ваш городок тоже надоел.
Вот оказались мы в тяжелом положении, и вся ее стервозность куда-то подевалась. Милая девочка стояла у меня за спиной, ничем она не напоминала суперменшу из Европейского бюро. Кривить душой не буду, такой она мне нравилась больше.
— Куда уходить, котенок? — с горечью сказал я. — Обложили, суки, куда ни кинь, везде флажки. Ну положим, за пределы города мы выберемся, а дальше?
— Так что, мы так и будем твою постель до дыр протирать? — хмыкнула она. — У меня уже и таблетки кончаются.
— Какие таблетки? — обалдел я. Ну сами знаете, о каких таблетках я подумал. И ошибся.
— Те самые, — насмешливо сказала Элка. — Чтобы детей не было. Или ты думаешь, что самое время завести ребеночка?
— Значит, придется отказаться от этого занятия, — не слишком уверенно сказал я.
— Ты это серьезно? — она хихикнула и погладила меня по спине.
Никак я к ней привыкнуть не мог. Иногда мне казалось, что она и в самом деле меня любит, а иногда — наоборот, ни в грош меня не ставит и терпит потому, что мы случайно в одной лодке оказались и грести, разумеется, придется мне. Знать бы только, куда грести. Я бы сил не пожалел, мозоли кровавые набил бы, лишь бы выплыть.
А вместо этого приходилось предпринимать рискованные походы в магазины. Риск, что рано или поздно меня кто-нибудь узнает, рос с каждым днем, но и Элку отправлять в магазин у меня духу не хватало. Ее миленькая рожица запоминалась больше, поэтому шансов на то, что ее в магазине узнают, было больше, чем у меня. А ездить приходилось на другой конец города. Расчет был самый несложный: если меня там засекут, то искать станут в первую очередь в прилегающих микрорайонах. Никто ведь и не подумает, что я за харчами мотаюсь на другой конец города. А это в свою очередь давало определенную отсрочку.
Но все равно мне наше положение не нравилось. Слишком шатким оно было. Конечно, мы с Элкой могли обратиться к священникам, благо в городе было сразу две православные церкви и один костел. Священники бесов в силу естественных причин ненавидели, от милиции и государства они сами отделились, но вот беда — гестапо среди них бредень раскинуло, некоторые священники на них не на совесть, а в силу страха работали. Попробуй откажись! И риск нарваться именно на такого священника был неоправданно высок. Эх, был бы дома дядя Гоша! У него среди священников связи были крепкие, он сам, если рассказам верить, одно время в семинарии обучался, только не окончил в силу того, что заповеди нарушал. Но друзья у него остались. Некоторые на самые высокие церковные посты пробились, могли бы помочь. Особенно католики, у которых переписка с Ватиканом велась, а почта никакому досмотру не подлежала, согласно заключенным когда-то договоренностям. Но ведь не придешь в костел, не скажешь прямо: здравствуйте, это я, истребитель бесов?
Конечно, риск был велик, но и соблазн тоже. Поэтому, как я эту мысль от себя ни гнал, все равно то и дело к ней возвращался. Церковь и в самом деле давала шанс на спасение.
Я продолжал размышлять, Элка смотрела телевизор, а между программами трижды перекрасила волосы, пытаясь найти ту краску, которая бы ее внешность изменила до неузнаваемости. Как же, изменишь ее! В любой расцветке Элка была по-прежнему угадываема.
В свои рисковые походы я вновь стал таскать светоруб. А что делать? По крайней мере, с ним, если на ментов или гестапо нарвешься, оставался шанс уйти, а без него мне выходила полная хана. Ну, не Вайсмюллер я, с дикими криками Тарзана по деревьям не уйду, а на земле меня в один момент повяжут. Светоруб давал какую-то уверенность, хотя бы своей тяжестью на поясе. И под пиджаком его не было видно.