Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

Одна из обезьян положила странное сооружение, изготовленное из нескольких стволов дерева, туго переплетенных и связанных между собой жгутами из лиан, на большой камень. Вторая обезьяна положила на удаленный конец продолговатый валун. К тому времени две лохматые обезьяны, уже влезшие на дерево, крепко ухватившись друг за друга, спрыгнули вниз. Камень взвился в воздух. Меткостью обезьяны не блистали, но огромный валун со свистом пронесся над головой Званцева.

— Одно слово, человекообразные! — сказал за спиной Званцева робот Митрошка. — Ты глянь, что творят! Так и норовят в нас попасть.

Обезьяны начали все заново.

На этот раз очередной валун пронесся через поляну и с глухим звуком врезался в скалу метрах в десяти ниже исследователей.

— Вилка, — со знанием дела сказал Митрошка. — Третьим камешком они нас по скале размажут. Я лично считаю, Званцев, что почетное отступление всегда лучше героической смерти. Мне мои схемы дороги, как память о заводе-изготовителе.

— Свяжись с Домом, пусть готовится к эвакуации, — приказал Званцев. — Ох, кажется мне, что они нас преследовать будут!

— А ведь это уже не обезьяны, — заметил Митрошка. — Животное перестает таковым быть, если начинает использовать предметы в качестве орудий труда. А если они используют предметы в качестве орудий войны?

— Это ты загнул, — хладнокровно заметил Званцев в то время, как они медленно отступали по узенькой почти неразличимой среди кустарников и лиан тропинке. Под ногами жирно чавкала влажная земля. — Некоторые птицы используют камни, чтобы расколоть орех. Их тоже прикажешь относить к разумным?

— Ну знаешь, Званцев, — Митрошка превратил верхние манипуляторы в мачете и прорубался ими сквозь заросли. — Ты только тогда все правильно оценишь, когда эти обезьяны водрузят твою голову на шест и украсят ею вход в пещеру. Совершенно же понятно, они эту штуку специально сделали и используют в качестве своеобразной катапульты, чтобы достать противника и метать камни, которые невозможно бросить рукой.

Сзади слышались далекие взревывания и повизгивания. Судя по ним, погоня продолжалась. Обезьяны острова отличались настойчивостью.

Званцев со своей командой высадился на остров неделю назад.

Все было нормально, они отработали горячие гейзеры, взялись за изучение свойств грязей, потому что местное правительство рассчитывало, что грязи окажутся лечебными и тогда можно будет поставить вопрос о строительстве санаторно-курортного комплекса в этой части острова, серьезно надеясь на инвестиции. Отдых и лечение всегда обещают хорошие деньги, поэтому при правильной постановке вопроса местный муниципалитет рассчитывал поправить свои дела. Местные начальники очень надеялись на Званцева.

И все было бы хорошо, если бы грязи и в самом деле не оказались лечебными. Но лечились ими местные обезьяны. У них на болотах было что-то вроде грязелечебницы, и отдавать ее без боя кому бы то ни было приматы не собирались.

Одно время они просто мелко пакостили Званцеву — ломали и воровали установленные приборы, закидывали вулканолога грязью, если только то, чем они швырялись, можно было назвать этим словом, они пытались проникнуть в Дом, поэтому Дому приходилось постоянно быть готовым к любой обезьяньей пакости. Это ему не нравилось, Званцеву, впрочем, тоже.

Постепенно обезьяны перешли в наступление, а сейчас даже осмелились преследовать Званцева и Митрошку, швыряя в них гранитные обломки.

— Даже странно немного, что вы от похожего вида произошли, — сказал Митрошка. — Впрочем, чего же странного — сообразительностью вы и сейчас не отличаетесь, и упрямости вам не занимать.

— Приматы, — наставительно сказал далекий Дом, — выделились из животного мира благодаря развитому мозгу и выпрямленному положению тела. Основным критерием существования человека является его способность жить в мире идеального — оценивать прекрасное, отличать истинное от ошибочного, создавать абстракции.

— Значит, я примат? — удивился Митрошка.

— Посмотри на себя, примат, — сказал Дом. — Манипуляторы втяни, развесил, как плети.

— А чего там? Оценивать прекрасное я могу, — сказал Митрошка. — Абстракции не только создаю, но и живу в них, если хочешь знать, вся математика абстрактна. А уж отличить истинное от ошибочного… Да Званцев чаще меня ошибается, а уж он-то точно примат!

— Настоящие приматы сейчас гонятся за вами, — сказал Дом. — Исконные, можно сказать, природные. Сородичи.

— Слушай, Дом, — раздраженно и сухо сказал человек. — Нам тут сейчас голову запросто отвинтить могут, а ты рассуждаешь. Слишком спокойно себя ведешь!

— А я этого не боюсь, — сказал Митрошка. — Ну подумаешь, голову открутят. У меня там все равно кроме сенсорных датчиков ничего нет. Ну открутят! А мы ее обратно прикрутим.

— А обо мне ты подумал? — укоризненно поинтересовался Званцев.

Сзади опять затопали, загукали, заревели — как Званцеву показалось, уже почти рядом.

Обезьянам было легче, они двигались по деревьям, тогда как Званцеву казалось, что ему каждый сучок, каждый побег мешает, каждая лиана за ногу схватить норовит.