Фантастический Калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том I

Хлоп! И Вселенная уничтожена. Размазана по ладони Вайолет. Совсем не заметил, как она вошла. Слизнув останки бабочки с ладони, сестра присаживается на стул рядом с фортепиано и обращает свой взгляд на меня.

Я внимательно смотрю. И вижу в её глазах…

Вселенную.

Вид на парк

Из нашего особняка открывается прекрасный вид на парк. Сумрачные аллеи его тонут во мраке. Ещё ни разу нам не удалось пройти их от начала до конца. Ветром колышет облезлые ветки деревьев.

Люблю осенние цвета: серый, жёлтый, оранжевый.

Из окна вижу, как Вайолет кружится среди палых листьев, подбрасывая их в воздух. Они взмывают и падают. Среди ярких вихрей листвы мелькает белёсая лопатка, ключица…

Кости планируют не так изящно, но их полёт забавляет сестру. Она смеётся, и я тоже улыбаюсь.

Гувернантка собирает разбросанные тут и там кости, кладёт в корзину. Щетинистый хвост смешно подрагивает под юбкой.

Чай с печеньем

Хорошо иметь питомца. Или нескольких.

Перламутровая ящерка выбирается из моего кармана, юркает по накрахмаленной скатерти. Мокрые следы, словно клинопись.

Звонко стучит ложечка, размешивая сахар. Отламываю от тишины маленький кусочек. С упоением глотаю, прикрыв глаза.

В комнату входит Натан и тоже садится за стол.

Чёрные глазки-бусинки хитро блестят, глядя на меня. Летучая мышь уютно устроилась на плече брата. Во время чаепития она норовит попасть лапкой внутрь чашки и украсть печенье.

Лакеи в зелёных ливреях и кружевных воротничках разносят блюда. Бледные лица их печальны, словно у мертвецов.

Лошади в океане

Иногда в тумане за озером мне видятся лошади. Чёрные, лоснящиеся тела их проносятся мимо. Глаза горят огнём во мраке.

Оранжевые пятна света.

Угли.

Лошади быстрые, как ветер. Лишь туманная мгла зыбкими вихрями виднеется дольше, чем мгновение.

Я знаю, там, куда они бегут, ничего нет.

Только тьма. Бездна. Ничто.

Но порой, мне кажется, что лошади бегут к океану. Врезаются в воду и плывут дальше. Волны неистовы и беспощадны. В конце концов, океан пожирает их мощные тела.

Огонь гаснет, оставляя лишь пепел…

Высокий

Не спится. Выглядываю в открытое настежь окно и вижу, как посреди подёрнутого туманом ночного леса бродит Высокий. Большая часть его длинного тела возвышается над макушками деревьев, белёсая кожа серебрится в лунном свете, а из развёрстой пасти стекают реками слюни.

Мудрый, незыблемый страж Хладного Леса. Медленно идёт к небольшому огоньку на берегу озера, наказать чужаков, беспечно разбивших лагерь в его владениях.

Со спины раздаются стоны брата. Плохой сон.

Подхожу к нему, целую в лоб, и он тут же успокаивается.

«Доброй ночи, братишка», – говорю я, закрываю окно, чтобы крики у озера не потревожили его сон, и юркаю под одеяло, в тёплую постель.

Взгляд из тьмы

Из подвала снова доносится шум.

Лязг цепей, скрежет когтей по камню, стенания.

Пламя свечи колеблется, тени танцуют на грязных, поросших плесенью стенах и ступенях. Я спускаюсь всё ниже и ниже. В свободной руке несу отрубленную по колено человеческую ногу.

Спустившись, подхожу к прутьям клетки и бросаю ногу по ту сторону.

Шум затихает. В воздухе запах тлена.

Семь светящихся глаз пристально смотрят на меня, когтистое щупальце медленно обвивается вокруг ноги и утаскивает её во мрак, оставляя кровавый шлейф на каменистом полу. Пылающая зубастая пасть с хрустом и чавканьем поглощает подношение.

Шепчу «Прости» и, едва сдерживая слёзы, возвращаюсь наверх.

К свету.

Первый снег

Осень умирает.

С тоской и тревогой смотрю в окно на хмурое небо.

В кресле напротив расположилась Вайолет. Безмятежно читает книгу, накручивая на палец тонкие локоны волос. В тёмном углу вниз головой повисла на серебряной нити Паучонок. Спит. Посреди комнаты лежит обнажённая молодая девушка с рваной раной на груди. В глазах её – пустота.

За окном кружат первые алые снежинки. Конец уже близок.

С ветки срывается старый ворон и улетает в сторону леса.

В руке всё слабее бьется угасающее сердце.

Тук-тук… тук-тук… тук…

Прощай, Осень.

Да придёт весна Гор Куликов

—34 °С

Еще до того, как все обернулось кошмаром, Тимофей понимал: ночной поход за сигаретами – особенно когда бросаешь – идея не из лучших. Но Арина перестала отвечать на сообщения, и Тимофей не находил себе места. К тому же разболелась голова. Сигарета, конечно, ничего не исправит, зато поможет отвлечься.

Улица застыла как на мутной фотографии – глубокой ночью так застывают улицы любого провинциального города, – а в такой мороз и алкаш не заплутает. Февраль напоследок прогнал пугливую оттепель, которая еще утром казалась настоящей весной. Увидев эту морозную пустоту, подернутую вязкой дымкой, Тимофей пожалел, что вылез из-под одеяла – но возвращаться было бы глупо.

В свете луны тротуар, по сторонам которого возвышались грязные сугробы, блестел гладким льдом. Стараясь не поскользнуться, Тимофей осторожно наступал на искрящуюся поверхность и время от времени прикасался к виску.