Рядом с «Росами» (тогда поселок называл «Степино») в начале двадцатого века в лесу жила замкнутая община. Знали о ней мало и приближаться не рисковали. Говорят, что однажды появилась странная процессия. Вел ее человек в черном. Он был похож на священника, только вместо креста на груди висел странный медальон – весь в завитках, покрытый непонятными символами. За человеком в черном шла лошадь с телегой, в которой сидели ребята от семи до десяти лет. А замыкали шествие мужики и бабы в длинных до земли одеждах.
Жители «Степино» крестились и хмуро, с тревогой смотрели вслед. Дети плакали, а старики хватались за сердце.
Через несколько лет двое любопытных случайно набрели на поселение в лесу. Несколько хижин, а посередине высотой в три-четыре метра громоздилась черная церквушка, где как раз выступал тот самый человек с медальоном. Возле него на коленях стояли жители. Любопытные заметили две странности: никто не крестился, и стояла почти гробовая тишина. Даже голос человека в черном казался не громче шелеста ветра. После того случая, еще несколько человек побывали в странном поселении, и каждый из них возвращался встревоженный и напуганный.
А потом произошли сразу два события. Первое – пахарь Семен напился и уснул прямо в поле. Его разбудило странное свечение, которое шло из леса. Будучи в стельку пьяным, Семен не внял голосу разума и отправился лично посмотреть «что де творит сей окаянный черт в рясе». То, что он увидел, заставило его с криками броситься наутек. Естественно, даже при всей нелюбви к поселянам, никто не поверил в россказни о горбатых собаках, которые вылезали из церквушки.
Второе же событие заметили не сразу. Дети в «Степино» стали часто хворать, некоторые умерли странной и загадочной смертью. Неизвестная вспышка подкосила половину ребятишек, а мертвые напоминали сморщенных щенят. В довершении всего пропали три девки и несколько стариков.
Во всем винили человека в черном и его общину. Чтобы усмирить люд двое самых уважаемых жителей «Степино» направились к черной церквушке, дабы основательно поговорить с главой поселения. Вернулись они бледные с трясущимися губами.
– У них нет детей… всех как корова языком слизала… и только ужасный смрад из церкви… – шептал один.
– А еще, – подхватил другой, – там стены в чем-то вымазаны и мухи… Господи, сколько же там мух… они роятся, крупные, наглые… а эти-то, стоят и смотрят на нас, а у самих в глазах голод…
Что было потом никто не знает. Говорят, что случился пожар, и часть леса сгорела. «Степино» чудом не пострадало. А жители потихоньку начали покидать насиженные места и перебирались ближе к столице.
С тех пор прошло лет пятьдесят. Советы переименовали «Степино» и возродили городок. Из старожилов никого не осталось, так что слух о церквушке стал суеверием.
О черном человеке мы узнали совершенно случайно. Как-то раз отец притащил газету, которую привез Федор – шофер автобуса.
Статья называлась «глупость антисоветского человека». Я тогда мало, что в этом понимал. Моя сестра Любка была старше на два года и с серьезным видом водила пальцем по строчкам. Она читала лучше меня и поэтому корчила из себя жуткую всезнайку.
«Ка-кие толь-ко суе… суевве… суеве-рия не бы-ли в хо-ду у лю-дей в ста-ри-ну, – читала она вслух, – в то вре-мя, ког-да со-ветс-кий че-ло-век по-ко-ряет кос-мос, стро-ит до-ро-ги и про-кла-ды-вает же-лез-но до-рож-ные пу-ти, ста-ри-ки до сих пор ве-рят во вся-кую чер-товс… чер-тов…»
– Чертовщину, – подсказала мать, не отрываясь от починки моих штанов.
– Ага, – кивнула Любка и продолжила, – чер-тов-щи-ну. Сов-сем не-дав-но в на-шу ре-дак-цию пос-ту-пи-ло пись-мо от доч-ки граж-да-ни-на Обу-хо-ва. Мол, ее отец лич-но ви-дел чер-тей и са-мо-го са-та-ну, ко-то-рых из-вел вмес-те с со-се-дя-ми. Мол, ког-да то в ле-су на гра-ни-це по-сел-ка Ро-сы…
– Ой, – воскликнул я, – это же мы!
– Ну-ка дай, – мать выхватила газету и дочитала, – … на границе поселка «Росы» было посе-ление с черной церквушкой. Главным у них был человек в черном, из-за кото-рого в «Степино» (раннее название «Росов») боле-ли и умира-ли дети. Не стану утом-лять вас долгими рос-сказ-нями Обухова, скажу лишь, что он собрался вместе с соседями и положил этому конец. А еще в письме гово-рится про горбатых чертей и прочие мерзости, которые мог при-думать только антисоветский человек. Всем известно, что с соседями в старину соби-рались только для одного дела. Видимо, в про-цессе этого самого дела гражданину Обухову и привиделись черти.
Мать отложила газету и фыркнула.
– А что, если в лесу и сейчас живет черный человек? – испугался я, – охотники говорили, что видели…
– Не говори глупости и меньше слушай других. Тебе наговорили, а ты поверил, как балбес. Может, когда-то там и жили люди, а потом ушли. Иди лучше узнай как у отца дела, а то так и будет весь день трещать с Федором.
Я вздохнул и поплелся на улицу. К счастью, отец уже закончил и довольный возвращался обратно, неся в руках какой-то сверток.
– Держи, это вам с Любкой, – он взлохматил мне волосы и развернул бумагу.