— Но мо-жем, — предложил Арт Ти. — Я погашу твой кредит, выплачу деньги за пификус и открою секрет, как его активировать!
Гитик размышлял ровно двадцать семь секунд. И ровно через двадцать семь секунд вычислительная система выдала положительный ответ.
— Согласен, — вздохнул кибероид, махнув манипулятором и потирая ушибленный корпус.
Арт Ти подключился к Киберсети и через мгновенье утвердительно мигнул.
— Все средства переведены. Кредит погашен.
Он повернулся и побрёл к выходу. Следом, покачиваясь вправо-влево, шёл юный дракон с планеты Каменного Огня.
— Эй! А секрет? — опомнился Гитик.
Альфероид повернулся и отправил в потолок фейерверк оранжевых блиндов.
— Погладить. Его нужно было погладить. Вот так!
Он нежно провёл захватом по гладкой чёрной шее существа.
Дверь захлопнулась, с визгом включилась внешняя защита, а Гитик продолжал неподвижно стоять на месте, бормоча волшебное слово:
— Погладить, погладить, погладить… Чёрт! Как я сразу не догадался!
Он хлопнул захватом по мозгокапсуле, воткнул в гнездо штекер Киберсети и отправил короткий запрос: «Аукцион, пификус, покупка, продажа…»
Без связи
Андрей Кокоулин
Ирка Телегина всегда выходит на связь со мной по рабочему графику. Это Анька Глебова или Жорик Сапковских могут напоминать о себе, когда им заблагорассудится, или вовсе откликаются лишь по запросу. Необязательные ребята. А Ирка — нет. У Ирки сказано: связь с оператором каждые три дня стандартного времени, все, связь с оператором.
Лететь к ней в тмутаракань, куда-то в сектор у созвездия Рыб, около двух месяцев дежурным транспортом центра. Сектор малоисследованный, устойчивых переходов к планетным системам кот наплакал. Можно на полгода застрять из-за флуктуаций и звездного ветра. А связь благодаря эффекту Гойца-Майрика и квант-ретрансляторам — мгновенная, с миллисекундной задержкой.
Словом, мы мило общаемся.
Я сажусь у монитора. Настраиваю камеру. Загорается зеленый огонек абонента.
— Это Игорь, — говорю я. — Код ноль-ноль-один, ЦСО «Кембер», системный оператор.
— Это ноль-один-два, автономный исследовательский модуль, «Гиба», — отзывается Ирка. — Прием.
— Как дела? — спрашиваю я.
— Хорошо, как всегда, — отвечает Ирка. — Прими отчетность.
Раньше мы обменивались, в основном, текстовыми сообщениями. Но это оказалось совершенно некомфортным для нас обоих. Ирка пишет быстро, я успеваю строчку обдумать и набрать, когда у нее уже готов текст на полстраницы. А потом печатные строчки часто не могли передать то, что мы друг к другу чувствовали.
Поэтому мы задействовали голосовой и визуальные модули. Визуал часто барахлит, но я привык, что Иркино лицо во время сеанса замирает или забивается полосами помех. Главное, я ее видел.
И слышал.
Голос у Ирки — с легкой картавинкой. Картавинка то пропадает, то появляется, и это придает ее речи особенную прелесть.
— Какой массив? — спрашиваю я.
— Семьдесят петабайт, если округлить, — отвечает Ирка. — В основном, исследования почвы, минеральный состав приполярных областей, наброски к морфированию.
— Хорошо, принимаю.
Загрузка выскакивает в отдельном окошке на мониторе. Петабайты проносятся из конца в конец окошка пучком зеленых электронов.
— А как сама? — спрашиваю я.
Ирка приближает лицо к объективу камеры. Ее глаз на мгновение занимает все доступное пространство.
Глаз — серо-зеленый.
— Что, плохо выгляжу?
Я улыбаюсь.
— Нет. Вижу даже, постригла челку.
— А, это, — Ирка кокетливо взбивает волну рыжеватых волос, — внесла некоторое разнообразие. Тебе нравится?
— Очень, — говорю я.
Ирка смущенно краснеет.
— А у нас здесь одни базальты, — говорит она. — Вулканической активности миллионов двести как нет, почва состоит из кремнезема, оксидов железа, алюминия и магния, в избытке фтора и фосфора.
— Скучно?
— Ну, немного, — вздыхает Ирка. — Но ты не думай, что я совсем уж скучаю. У меня два десятка проектов. Три лаборатории, спасательная станция, энергетика, роберы, оксигенные микроорганизмы, наблюдение звездной активности…
Я снова улыбаюсь.
— Я знаю.
— Ах, да, — Ирка поворачивается в кресле, демонстрируя панель с датчиками во всю стену у себя за спиной, — тогда я покажу тебе вот что.
Откуда-то снизу она достает планшет и направляет его экраном ко мне. На планшете — картина: темно-оранжевые горы, красный песок, резкие тени и ползущий вдалеке желтый модуль. След от гусениц похож на выдавленные в песке ступеньки. Небо — серо-стальное, голубоватое, мятое, словно летящий по ветру шарф. Цвета избыточно ярки, линии густы и не имеют строгости.
— Экспрессионизм? — спрашиваю я.
— А похоже? — спрашивает Ирка, с удивлением заглядывая в планшет.
— Наверное. Не силен. Настроение души?
Ирка смеется.
— Хочешь, подарю?
— Давай, — киваю я.
Приемник звякает. Принтер, шурша и пофыркивая, начинает печатать картину в большом разрешении. Иркино лицо прорезает косая линия помех.