Фантастика 2003. Выпуск 2

Знаешь, пожалуй, я все-таки куплю бутылку мартини и запрусь в своей пустой и гулкой квартире… Твой день рождения еще слишком далек, чтоб его отмечать, а памятных дат так мало… Так что я просто отмечу сам факт твоего существования на бренной старушке Земле…

Буду целоваться с холодным стеклом — зеркала или окна… Это уж в зависимости от того, какую роль захочу сыграть: одинокой бабы, завидующей чужому счастью, или самовлюбленной идиотки, которой просто не с кем выпить… Подоконники у меня широкие… А вот этаж всего-навсего третий.

Я, видно, прикована к третьему этажу. Ты живешь на «подлунном» — пятом… Разбогатею — сниму на пару недель пентхауз небоскреба. А потом вернусь на свой убогонький, привычный третий. Впрочем, я уже сейчас, наперед, знаю, что вечера воспоминаний у меня все равно не получится. Слишком мало, что можно вспомнить. Ну, разве что мое полное согласие с вашим, мсье, заявлением, что я — полная, круглая и абсолютная дура.

Включи радио России погромче. У меня ведь в моей квартире и радиоприемнико-магнитофона приличного не наблюдается… Никакой вам Земфиры, никаких Eagles, Scorpions или тем более Garbadge. Так-то… В конце концов выползу на балкон, выкурю запрещенную под страхом смертной казни сигарету… А уж если совсем невмоготу станет, притворюсь, что все-таки плачу…

Или натяну не особо любимый плащ — куртку я оставила где-то в ваших краях под предлогом возвращения, — пойду шляться по городу, мечтая снять мужика и шарахаясь от каждого встречного. Буду долго стоять у каждого телефона, долго думая, набирать или нет твой номер… Но никогда этого не сделаю и никогда не пропищу в трубку сладковато-измученно: «Приезжай, зайчик, мне так плохо, что я сейчас покончу с собой…» Передавай привет мирно спящей жене — я не хочу тревожить ее полуангельский сон…

Вернувшись домой, швырну широким жестом на пол сумку и плащ, скину надоевшие босоножки. О, я непременно надену эти свои экзекуторские босоножки, в которых безболезненно стоять могу ровно двадцать минут… Пару секунд постою в задумчивости над баночкой с клофелином, припрятанной на черный день, точнее, самый бесцветный вечер или самое похмельно-виноватое утро. Умоюсь холодной водой. И выпью еще мартини».

Первой со мной заговорить попробовала Лилька. Смешная Лилька, худая, очкастая и слегка носатая. Вторая (нынче — первая) ведьмища в Дозоре после меня и Генри. Моя лучшая подруга. Мать очаровашек-близняшек Лилька…

— Слушай, Ясь…

— Уйди, а?

— Ясь… Может, приворот попробуем?

— Лиль… Уйди, пожалуйста, пока я прилично выражаюсь, а?

— Ну ладно.

Он не звонил.

Влетая в офис по утрам, я хотела спросить, не звонили ли мне. И осекалась, видя выражение лиц… Состояние у меня было хреновое. Дар не возвращался. Жалкие остатки сил таяли на глазах. Я уже даже не видела красок — так, размытые тени.

Через неделю я поняла, что больше не выдержу. Извлекла из-под завала своего темного горя пару дежурных улыбок.

— А может, в выходные погуляем, а? Пива выпьем…

В Горьковском парке был какой-то праздник. Выходной обещал быть мирным, благо со Светлыми в нашем маленьком периферийном городке существовала нежная договоренность невмешательства… Я, Лилька, Сашка и новенькая, Анечка, недавно попавшая в Дозор, выбили у Генри три дня отгулов и отправились в парк. Сашка послушно бегал за пивом, мы катались на чертовом колесе и сплетничали о последних дозорных делах… О схватке в Чернушке, о всплеске энергии в Кун-гуре, о том, что Генри, судя по всему, скоро уйдет в Москву и на кого, интересно, нас бросят? Может, Артема из Соликамска переведут?

— Тетя Слава! Тетя Слава!

Пиво, как в замедленной съемке, вылетело из рук… Пенная волна — по туфлям, колготкам… Плевать… Ко мне — маленький метеор с его глазами.

— Тетя Слава!

— Славка! Я звоню-звоню — дома не отвечает, а на работе говорят, что ты на больничном…

Ну, Генриетта, сука! Влюбленные марионетки тебе ни к чему, да? Они слишком часто пытаются перерезать нитки…

— Андрей…

— Славка…

— Яська, смотри! Смотри! Туда, быстро!

13

Творилось что-то невообразимое… Посреди парка, людской толпы разросся черный гриб инферно — людская паника. Черный, страшный. Давили друг друга…

— Бог мой, давка! Как в Киеве! Слава, Игорь, ко мне!

— Нет, Андрей, — там…

Там был Сашка, мой Сашка, которого я почти успела полюбить. Там была милая моя Анютка, три месяца в Дозоре, ничего толком не умевшая, но послушно бегавшая за пивом. Там была Лилька, молчаливая, гордая Лилька с детьми…

И я должна была быть там. Потому что там стояли Светлые. Плечом к плечу. Трое или четверо. И пытались успокоить толпу. Они ж это ЧП на нас свалят!

— Я — туда…

— Я с тобой…

Он передал Игоря кому-то из подоспевших омоновцев, крикнул что-то и бросился за мной — в кипящий водоворот убивающей толпы.

Сила вернулась. Она наполняла кончики пальцев и искрилась, стекая с них… Я вошла в Сумрак… Быстрее, быстрее — подхватить Анечку, помочь Лильке. Качая силу людского страха и ненависти, детских слез и женских криков. Сашка — сам справится.

— Нет!!!