Зовут меня Костя Видоплясов, я раньше в Интерполе служил, а до того — «краповым беретом» на Бирме, работал строителем-монтажником (пока не сократили — спасибо киберам) и промышленным альпинистом в СПЕЦНАЗЕ («Страховка — мама, карабин — папа»), В общем, насмотрелся всякого и с большой высоты. А в прошлом году президент Белополиса своим указом сформировал Отдел, но, как выяснилось, свежий орган был «недостаточно гибок». Тогда открылся зеленый свет наемникам — и я подал заявление. Тесты, проверки, сканирование, сличение, беседы с психологом — неприятный осадок. Но меня приняли. То есть выдали лицензию на отстрел и отлов (что в принципе одно и то же). Затем появился Шурик — виртуалка не моя стихия, а он там как рыба в воде. А зачастую, чтобы завалить «соска», достаточно взломать его мозги — своеобразный биокомпьютер, качающий, жрущий нашу информацию. Иная песня — подвижные кибероиды, «примитивы» — это моя забота.
Сейчас мы дрейфуем в фургоне по краю Полесской зоны. Здесь цивилизация с дикостью встречается. Лесные участки — жалкая мутирующая флора. Радиоактивные болота, биотические отходы, свалки — сплошная дрянь, и ее — гектары. Рассадник для мутов, кибероидов (мы называли их крысами) и маргиналов: Разместилось тут и несколько промышленных предприятий и даже грузовой космодром. Плюс кладбище дизелей, частные ремонтные мастерские и лаборатории Института Генетических Модификаций — нашего кровного врага. Неподалеку курсировала гостиница «До» — притон ламеров и наркодилеров.
Фургон проплывает над растресканной мостовой заброшенных кварталов (тут местами счетчик Гейгера зашкаливает), а я набираю текст — свою краткую биографию. Хочу заделать сначала по старинке — в мультимедийном варианте.
— Эй, Костик, чем занимаешься?
— Наследием.
Партнер недоуменно глядит на меня поверх очков.
— Чем-чем?
Я объясняю:
— Шура, все люди смертны. Согласен?
Кивает.
— А «собачники» — группа риска.
— Не «собачники», — обиделся партнер. — Санитары…
— Санитары, — перебил я, — это дятлы. Санитары леса… Еще — в дурке мужики в белых халатах и со смирительными рубашками наготове. А мы — «собачники». Так говорит народ…
Делаю театральную паузу.
— Значит, после меня, кроме праха в урне, ничего не останется. А так загружу себя, любимого, в Сеть — и Константина Видоплясова еще долго будут помнить.
Шурик захохотал.
— Если твоим файлом «сосок» не позавтракает!
— «Соски» жрут только то, что перемещается. А я — на платный сайтик, как литературное произведение. С запретом на скачивание.
Шурик посерьезнел.
— «Соски» нынче продвинутые, Костя. Везде лезут. И взломы организовывают почище хакеров и спецвиров.
— Да ну?
— Эволюция.
— Клина поймал? Это же не животные.
— Еще какие животные. ИГМ скрестил бульдога с носорогом — машину с биологическим организмом, — а нам теперь расхлебывать. Они вроде и размножаться как-то научились, и развиваются потихоньку…
— Откуда ты знаешь?
— Сеть, Костя. Чатуюсь с другими охотниками — Митрицким, Ковшом, Вертером. «Примитивы», кстати, тоже усложняются.
Я насторожился:
— А поконкретней?
— Бегают резвее. Новыми органами чувств обзавелись. Регенерацию осваивают.
— Во гады! — Я закрываю «окошко» текстового редактора и задумчиво взираю на окружающие ландшафты. Проплываем мимо каркаса недостроенного ретранслятора — исторического памятника с полувековым стажем. Отсюда любят прыгать экстремалы — с парашютом, разумеется. Выходит, сооружение и вовсе культовое: сюда совершают паломничества, а иногда возлагают цветы — в память о сгинувших придурках.
— Хочешь пива? — Шурик кидает мне банку «Любаньского». Ловлю: светлое, троечка.
— Уже сутки нет вызова. — Вскрываю банку. Глоток. — Неужто «крысы» повымирали?
— Вряд ли, — скривился Шурик. — Скорее мы сдохнем.
— Еще посмотрим, кто кого.
Глоток.
— Классное пиво.
— Угу, — бурчит Шурик, изнывая от жары. Кондиционер не пашет, а опустишь стекло — в нос ударит стойкий аромат мусорозавода. Это вам не Сити, не деловой сектор Минской зоны.
— Пора «скальпы» снимать, — говорю я. — Кредитка отощала.
— Моя на нуле.
Я с тоской сминаю опустевшую банку и запускаю жестяной шарик в конвертер. Спейс-джем…
— Еще есть?
— Последняя.
Горе наложило отпечаток на наши лица.
— Ты чего не бреешься, Костя? В падлу кремом помазаться?
— Заткнись! И так тошно…
— Это твой новый стиль? — не унимается напарник.
— Да. Робинзон Крузо — мой кумир и секс-символ.
— А митрополит?
— Тоже.
Мы распили последнюю банку.
— Гамовер, — сказал Шурик.
— Засуха, — согласился я.
«До» навязчиво маячила впереди, а ее цифровой дубль — в сетке навигационного монитора. Мы тащились с примерно одинаковой скоростью, как приклеенные. По вертикали нас разделяло шесть уровней воздушных коридоров. «До» чем-то напоминала мне смесь ступенчатого порта с утюгом. Странная ассоциация…
— Хвост в хвост, — заметил Шурик.
— Возьмем на абордаж?
Партнер заинтересовался.
— Кто там заправляет?
— Чебурек, кажись.
— Кто?
— Гасан Рахматов. Авторитетный человек, держит Заднепровский рынок в Могилевской зоне.
— Это где шмотки с насвайчиком?
— Угадал.
Вижу — задумался виртуальный орел. Не подпалить бы задницу…