И что получил в сухом остатке? Совсем немногое. Подтверждение мыслей о взорвавшейся системе охлаждения. Генераторы электричества потребляли уйму энергии и жутко грелись, лаборанты говорили, в самые жаркие дни, в феврале-марте, к бассейнам не подойти. Зал напоминал парную, вот его и не штукатурили. Какой именно прибор чаще использовался? Генераторы плазмы, они же и больше всех грелись. Лаборант лет двадцати пяти, глазастый и нетерпеливый, выдал нечто про инфляцию пространства и карманы в квинтэссенции. Тут же смолк, хотя мог бы говорить и дальше — мы его и так не поняли. Капитан рисковать не стал, отпустил, я на будущее записал телефон и адрес. Последний вопрос про прежние неисправности — нет, ничего подобного, представители спонсора все проверяли, каждый прибор тестировали раз в месяц. «Так что про инфляцию?» — вдогонку лаборанту. «Плазма ее запускает на ограниченных участках квинтэссенции», — на странный вопрос странный ответ.
Мне подумалось: спонсоры знают о сути опытов куда больше. Интересно, что им Коротков наговаривал, чтобы получить деньги. Чем смог заинтересовать и интерес подпитывать. Вряд ли тот же Владик скажет, значит, надо трясти парня, он дошлый, любопытная варвара.
Перед глазами поплыло. Я сидел в автобусе, пытаясь отойти, пока ехал к Женьке. Голова кружилась, очень хотелось есть, с утра, как она позвонила, нигде и ничего. Устал, словно вагоны разгружал. С Женькиного ухода так.
Снова чуть не проехал. Снова ее авто, спрятавшееся за другими, нет, пустое. Кода я не помнил, позвонил. «Заходи, я открываю», — и пауза две-три секунды перед писком размагниченного замка.
Я никогда не был в этой квартире. И она никогда не приглашала меня на ставшую своей территорию. Не хотела, не решалась — не знаю. И прежде не пускала к себе, даже, когда жили вместе. Неудивительно, что нас считали идеальной парой — никогда не ссорились, не придирались, все делили, ничем не делясь. Договаривались, загодя ища обходные пути. Не лезли в душу и не пытались достучаться. Единственное, что нас объединяло — это постель и еда. Там мы проводили время вместе. И порознь одновременно. Странно, что мы так долго выносили друг друга. Странно, что она не выдержала. Вряд ли ее жизнь сильно поменялась с Коротковым. Они и спали в разных комнатах, благо, квартира позволяла.
Она мне рассказывала это все, когда разошлись, будто, разъехавшись, стали ближе. Да, так и случилось. Став чужими внешне, вдруг обрели необходимость в единении чувств, которого так старательно бежали прежде. Эдакая инверсия. Может, поэтому Женька боялась приглашать меня? Боялась обратной инверсии. Верно, и я боялся.
А вот теперь позабыл. И она запамятовала. И потому впустила.
Я поднялся на последний этаж, там располагались двухуровневые апартаменты, пятикомнатная квартира Коротковых. Дверь открылась сама. Женя стояла на пороге, пристально вглядываясь в лицо. Я не смог встретиться взглядом. Наконец, впустила.
— Что с тобой сегодня? Еще хуже, чем утром.
— Да так и не поел. Только от лаборатории.
— Подожди, я сейчас. Не сообразила сразу. А ты мог бы и… Сейчас все будет, проходи.
Кухня, светлая, белая, с эркером, заставленным цветами, пахнувшая пряностями. Я вошел, присев за стол, Женька хлопотала у микроволновки.
Как будто оба сошли с ума и вернулись в далекое прошлое, когда встречались без подготовки, общались без масок. Я недавно закончил школу милиции, хвастал мнимыми успехами, вмешивая их в подлинные, она смеялась. В ответ говорила о сессиях и неудачном романе. Тоже хвасталась, тоже заставляя улыбаться. Дни убегали, легкие, заполненные мимолетными хлопотами, тайной нежностью и воздушными замками, строящимися и рушащимися на глазах. Никто не жалел, ведь наутро можно было создать новый. И конца не предвиделось.
А ведь тогда я не любил ее. Заставил себя — позднее, когда она развязалась с новым браком, и вечные поиски вновь остановились на мне. Оба решили, что это хороший вариант. Сошлись, чтобы проверить возможность второго входа в реку. Загодя выстроив мосты к отступлению. Вот только на середине брака я в одночасье сжег их. Не сдержался, полыхнул сердцем. И до сих пор не могу унять пожар. Вот сейчас она смотрит на меня, а внутри разгорается зарево. И кажется — никогда иначе не было.
Я доел суп, принялся за голубцы. Женя сидела напротив, смотрела, улыбаясь. Сколько я такой ее не видел — лет десять? Не помню.
Закурить не посмел, она бросила тарелки в посудомойку, повела показывать. Я уже отошел, голова остановила бег, мысли стали проясняться. Всего-то и надо было — поесть и увериться в ее присутствии.
Большие комнаты, высокие потолки, ковры, инкрустация, бронза и мрамор. Женя вела меня по квартире, вводя в свою сущность. Первый этаж: кухня, просторный салон и ее спальня, второй — библиотека, рабочий кабинет и его спальня. Антиквариат и модерн, сплетенные в коридорах, разошлись на этажах — его консерватизм, ее взбалмошность, его уверенность, ее порывы.
Я остановился, словно в стену упершись. Обернулся.
— Ты что-то искала?