Мой вопрос бил как в бровь, так и в глаз. Он требовал незамедлительной правды, с нарочитым зверством топчась по самым больным кровоточащим мозолям. И этот мой вопрос хотел… о, нет, он все-таки требовал незамедлительно взорвать весь мир к чертовой матери и требовал тут же на еще дымящихся обломках отстроить блаженный новый Карфаген с новой блаженной религией – религией честности, правды и непримиримости…
«И ты только попробуй нам солгать…», – пообещал мой внутренний голос.
Однако не для лжи и уверток ко мне сегодня явился мой непонятно откуда взявшийся адвокат. Другие цели и задачи старательно завели его в маленькую комнату с серыми стенами. А значит, маленькому невзрачному кавказцу было нерезонно лупоглазо моргать и смотреть в потолок. Предпочтительнее для него было выложить все без какой-либо утайки.
– Итак…, – просто так на всякий случай подбодрил я своего нового адвоката.
Только вот можно было и без этого. Необходимая степень созревания уже была достигнута, причем без помощи каких-то там междометий.
«Просто пришел нужный момент», – подумал я.
Ну а секундой позже в моих руках оказался странный лист бумаги.
«Какого черта?!» – попытался возмутиться внутренний голос, пока глаза непонимающе рыскали по перечню печатных знаков и пробелов.
Однако нужный комментарий не заставил себя долго ждать. Он вовремя пояснил все, что было нужно, и тем самым нивелировал непроизвольную панику в моей голове.
– Это уведомление о том, что деньги на вашем секретном счете в Бангладеше в целости и сохранности. Вы сможете воспользоваться ими, как только окажитесь за порогом этого малоприятного заведения.
– Ясно…, – тихо и медленно сорвалось с моих губ вместе с усмешкой.
– Вы недовольны?
Вопрос адвоката заставил меня посмотреть в его сторону.
– В смысле?
– Ну, я не вижу на вашем лице настоящей радости…
«Да неужели?!» – издевательски посмеялось мое нутро, не забыв при этом передать смехотворную эстафету моей зыбкой и отвыкшей от умиления физиономии.
– А чему я собственно должен радоваться? – спросил я с выражением лица, которое могло бы испугать любого и даже самого отъявленного гоблина.
– Свободе…
– Свободе?
– Да и деньги при вас?..
Маленький невзрачный кавказец смотрел на меня так, словно я прямо здесь и сейчас наивно пытался открывать Америку в пятьдесят пятый раз. И он не только не понимал, он даже и не пытался понять чем же на самом деле живет сердце того человека, которого в этот странный день ему обязательно нужно выпустить на свободу.
– Деньги? – спросил я после некоторых раздумий, – А что деньги? Разве это не пустой звук? Разве это не ничего не стоящие бумажки?..
Несомненно, Муна занимал свою позицию на этот счет. И потому ничего не смыслящий в настоящей жизни адвокат попытался было вставить в диалог свое сомнительное мнение безразмерно глупыми словами:
– Но…
– Никаких чертовых «но»! – ответил я.
Маленький невзрачный кавказец даже немного вздрогнул по вине моего чуть-чуть повышенного тона в разговоре. Но только чисто рефлекторно. Он не сжался и не испугался, а значит, был готов продолжать нашу деловую беседу.
– С ваших слов все хорошо и даже прекрасно, но я так и не понял, что же случилось со всеми моими друзьями? Кто вы и что происходит? Давайте уже развернуто и по делу…
Я ждал ответов. Я думал, что получу ответы. Мне казалось, что я заслуживаю масштабных подробностей всего непреднамеренно пропущенного. Да только как обычно все пошло не так, как мне хотелось и мечталось…
– Хватит!..
От такого внезапного возгласа нельзя было не обернуться…
– Хватит уже пережевывать сопли!..
Обернувшись, я увидел человека в дверном проеме серой металлической двери, ведущий за пределы маленькой серой комнаты. Только эта дверь вела не в сторону камеры моего десятилетнего одиночного заключения. Дверь, ведущая в мою камеру, была совершенно иной: деревянной, более хлипкой и покрашенной снаружи в зеленое. Она была совершенно обычной. А вот эта другая как выглядела, так и воспринималась… Совершенно иначе. Однако сейчас она была открыта. Случилось это крайне незаметно. И человек, стоявший там…
– Я ждал, я наблюдал, я терпел!.. Но такими темпами можно до пенсии…
Скоротечно разглядывая высокого брюнета в темно-синем двубортном костюме и при ярко-желтом галстуке, я также скоротечно анализировал его слова. И некоторые вещи в итоге мне очень быстро стали понятны. Правда, облегчения я от этого не получил.
«Все плохо, все очень плохо», – сказал мне мой внутренний голос, – «Этот гад наблюдал за тобой все это время».
«Все это время – это которое? Последние несколько минут из-за двустороннего зеркала, что занимало более половины одной из стен в маленькой серой комнате, или же безвозвратно ушедшее десятилетие моей жизни???»
«Вероятнее всего и то и другое…».
«Тогда все и впрямь несоизмеримо плохо».
Впрочем, бояться и пугаться мне уже давно опротивело.
«Опостылело», – поправил меня внутренний голос.
Однако смысл по-прежнему оставался неизменным.