Фантастиш блястиш

Хватит с меня вычурного вклеивания в самого себя чуждых мне ограничительных шаблонов. От них нет никакой пользы. Только лишь становится сложнее, больнее, да и растет всепоглощающая безысходность. А мне так хочется чего-то нового и незапятнанного моими старыми ошибками.

– Чего ты хочешь, Муна?

Нет, Павел не повторял своего вопроса. Это было всего лишь необходимое эхо в моей голове, призванное вернуть меня от противоречивых размышлений к делам насущным.

– Правды…

«О, боже ж ты мой!»

На миг мне показалось, что вся Вселенная сегодня жаждет искрометных откровений. Однако продолжение диалога расположило все акценты в доступном пониманию порядке.

– А что есть правда?

Молчание. Простое тупое и беззвучное молчание. Совсем ни какая-то там обыденная пауза, ни выплюнутый в срочной необходимости пробел, ни промежуточная станция между репликами оппонентов… Это совершенно точно было молчание.

Тяжелое, напряженное, давящее на окружающих своей гнетущей атмосферой, и не дающее понимания как же суметь его нарушить, как же выбраться из внезапно образовавшегося тупика.

«Сейчас они, скорее всего, поубивают друг друга», – подумал я.

Шея не двигалась, но бокового зрения было достаточно, чтобы следить за обоими. Мой ассистент сжимал пальцы и напрягал кулаки в яростном наплыве гнева. Мой адвокат морщил лоб и сутулился от негодования. Не будь меня в этом мире, у них никогда бы не было мирного будущего.

Однако я был, мое бренное тело существовало совсем рядом, и мне было определенно не начхать на риски приумножения трупов на территории отвратительно обустроенной квартирки, которую некогда какие-то странные люди с отсутствием ума и эстетического восприятия соорудили на самой чертовой окраине Твери.

– Это все Гиви…

– Гиви?

Я не ждал незамедлительного результата.

Это было бы слишком просто.

– Причем тут Гиви?

Мой сомнительный адвокат кавказской наружности сопротивлялся моим словам затребованной правды, морщился пуще прежнего, яростно моргал и выпучивал глаза как первый в строю несправедливо обвиненных…

– Он мой пятиюродный брат, я знаю его с детства, доверяю как самому себе… нет, больше чем себе, больше, чем родной матери…

– Так может зря?!

Мне пришлось прервать хорошо заученную идеалистическую тираду Муна, мне пришлось еще сильнее и еще злее разулыбаться и мне пришлось медленно и угрожающе подняться из удобного кожаного кресла с мягкой коричневой обивкой, не забыв при этом назидательно ткнуть пальцем в грудь маленькому невзрачному кавказцу и высказать несколько совершенно неласковых слов:

– Ведь это твой хваленный Гиви все запорол!

– Я… я… я…

«Ну, боже ж ты мой! Какие идиоты меня окружают?!»

«Большие и ужасные», – своевременно посмеялся мой внутренний голос разума.

А тем временем на меня все сильнее пытались смотреть широко раскрытыми глазами.

– Я… я… я…

– Что «я»? Ты хотел правды? Ты ее получил!

После последних слов я развернулся и сделал три шага в сторону Павла, сидящего в своем удобном кожаном кресле.

– Дай мне воды, – не попросил, а потребовал.

От возникшего переизбытка эмоций в горле пересохло.

А единственным источником питья, неспособного одарить жаждущих персонажей токсикоинфекцией, была полупустая полуторалитровая бутылка с очаровательной надписью «Тверская водичка».

– Пожалуйста, – сказал Павел, протягивая мне выше обозначенную бутылку, предварительно достав ее из-за кресла.

– Спасибо, – ответил я.

Не то чтобы мое негодование пошло на убыль. Видимо слово благодарности вырвалось из меня рефлекторно и по сути ничего не значило. Кровь внутри меня по-прежнему кипела. И даже несколько глотков прохладной газированной воды из горлышка пластиковой бутылки не помогли ее охладить.

«Чертов сумасшедший дом!»

Пытаясь хоть как-то вернуть себе душевное равновесие, я небрежно шаркающей походкой подошел к не зашторенному окну. Ландшафт за обычным отнюдь не пластиковым стеклом был удручающим и серым. И пускай на ветках деревьев были изумрудно-зеленые листья, а на клумбах пестрили белые, желтые и фиолетовые цветы, мне все равно было непреодолимо тоскливо смотреть на мир за окном. Словно он был чужим, потерянным, потусторонним… или же это я стал для него чужим?

«Все возможно».

Пытаясь уберечь себя от плохих мыслей, я повернулся лицом к тем, кто все еще дышал и здравствовал в маленькой непритягательной квартирке на какой-то убожеской окраине города под названием Тверь.

Одна моя рука, как и секунду до этого момента, крепко удерживала «Тверскую водичку», другая моя рука не менее крепко сжимала ладонью голубую пластиковую крышку от ее горлышка.

Наверное, нужно было горизонтально развести руки в стороны и бодренько заявить:

«Здравствуйте! Я – ваш новый спаситель, Иисус Христос, мать вашу!!!»

Но нет, я не смог выдавить из себя такое открытое богохульство. Так что заместо этого я выдавил из себя не первую и далеко не последнюю порцию желчи:

– Так о чем мы там говорили? О правде?..

Я ждал, пусть и всего лишь короткое едва заметное мгновение. Однако никто не посмел вставить свою ответную реплику в данный разговор.