Фантазер

Вернувшись домой вечеромъ, пасторъ заплакалъ. Столько ужасныхъ грховъ накопилось вокругъ него! Онъ былъ сраженъ и горько потрясенъ, кром того и жена его ужъ не получитъ новыхъ башмаковъ, которые ей такъ сильно нужны: придется отдать крупную жертву, принесенную на алтарь Господу Богу Енохомъ, потому что это были деньги краденыя. И пасторъ тогда опять прогоритъ.

Онъ тотчасъ поднялся наверхъ, къ своей жен. Ужъ на порог охватилъ его порывъ негодованія и отчаянія. Его жена шила. Вокругъ нея на полу валялись куски матеріи; кухонная тряпка и вилка лежали на кровати вмст съ газетами и лоханкой. Одна изъ ея ночныхъ туфель валялась на стол. На комод лежали березовая втка, покрытая листвой, и огромный булыжникъ.

Пасторъ, по старой привычк, сталъ подбирать вещи съ полу и укладывать все на мсто.

"Напрасно ты это длаешь", сказала она: "я бы сама поставила туфлю на мсто, когда покончила бы съ шитьемъ."

"Ну какъ ты можешь сидть въ такомъ хаос и шить?"

Жена почувствовала себя глубоко уязвленной и ничего не отвтила.

"Зачмъ здсь этотъ камень?" спросилъ онъ.

"Такъ, я нашла его внизу, на дорог, онъ мн понравился!"

Онъ взялъ пучки увядшей травы, лежавшіе у зеркала, и собралъ ихъ въ газетную бумагу.

"Можетъ бытъ, и это на что нибудь нужно?"

"Нтъ, эта трава ужъ слишкомъ завяла. Это щавель, я хотла приготовить изъ него салатъ".

"Ужъ онъ съ недлю пролежалъ здсь", сказалъ пасторъ.

"Онъ оставилъ слдъ на политур."

"Да, вотъ видишь, полированной мебели никому не слдовало покупать, это все ни къ чему."

Тогда пасторъ разразился злымъ смхомъ. Жена бросила шитье и вскочила.

Всю жизнь не даетъ онъ ей покою и отравляетъ ей существованіе своимъ непониманіемъ. И снова разразилась одна изъ тхъ нелпыхъ и безплодныхъ вспышекъ, которыя въ продолженіе четырехъ лтъ постоянно возникали между ними съ нкоторыми промежутками. Пасторъ пришелъ лишь затмъ, чтобы попросить жену согласиться на отсрочку въ покупк башмаковъ. Досада разбирала его. Да вдь и шло же все по-дурацки съ тхъ поръ, какъ юмфру фонъ-Лоосъ ухала и жена взяла на себя управленіе домомъ.

"Вотъ что еще: не можешь ли ты, наконецъ, немножко благоразумне распоряжаться въ кухн?" сказалъ онъ.

"Благоразумне? Мн кажется, я распоряжаюсь благоразумно. Разв дло идетъ хуже, чмъ прежде?"

"Вчера, я видлъ, помойное ведро было полно кушанья."

"Теб не слдовало бы совать носъ во все, тогда дло шло бы лучше."

"Намедни я замгилъ, что въ ведро выброшено огромное количество сливочной каши, оставшейся отъ обда."

"Да, двушки такъ отвратительно объли ее, что я не могла больше подать ее на столъ."

"А еще я видлъ тамъ массу киселя."

"Молоко скислось. Ну, что же я могла противъ этого сдлать?"

"Дня два тому назадъ я видлъ вареное и очищенное яйцо въ помойномъ ведр."

Жена молчала, хотя и въ этомъ пункт она вполн могла бы оправдаться.

"Вдь мы совсмъ не въ такихъ блестящихъ обстоятельствахъ", сказалъ пасторъ, "а за яйца, какъ теб извстно, мы платимъ деньги. А тутъ на дняхъ еще отдали кошк яичное пирожное."

"Это осталось отъ обда. Однако, я должна сказать, что ты не своемъ ум, теб бы слдовало обратиться къ доктору."

"Я самъ видлъ, какъ ты держала кошку на рукахъ и поднесла къ ея морд сливочникъ. И все это ты длаешь при прислуг. Потихоньку он смются надъ тобой."

"Он вовсе не смются. А ты, ты душевно-больной."

Въ конц концовъ пасторъ снова ушелъ въ свой кабинетъ. И жена опять была свободна.

На слдующее утро за завтракомъ ни одна изъ служанокъ не могла замтить, чтобы она была сердита или печальна. Всякая забота словно соскочила съ нея; казалось, она, благодаря Бога, забыла всю ссору. Счастливая легкость ея характера помогла ей во всемъ и давала возможность переносить житейскія невзгоды. Пасторъ снова почувствовалъ себя умиленнымъ. Ужъ лучше бы ему держать языкъ за зубами и не касаться хозяйственныхъ длъ; новая экономка, которую они выписали, ужъ наврно находится теперь на дорог къ сверу.

"Къ сожалнію, теб невозможно будетъ купить башмаки. Пожертвованіе, полученное мною отъ Еноха, придется вернуть обратно: онъ укралъ эти деньги."

"Что ты?!"

"Да, подумай только: это онъ совершилъ кражу со взломомъ у Мокка. Вчера онъ въ этомъ самъ сознался у фохта." И пасторъ разсказалъ все.

"Такъ Роландсенъ вовсе не сдлалъ этого?" сказала жена.

"А ужъ этотъ. Этотъ безпутный, шутъ гороховый!.. Но ужъ съ башмаками придется теб подождать."

"Ну, такъ что жъ такое!"

Она всегда была такова: доброе, безпредльно великодушное дитя! И никогда не слышалъ пасторъ, чтобы она пожаловалась на свою бдность.

"Право если бы ты только могла надть мои башмаки", сказалъ онъ, и у него было такъ мягко на сердц.

Тутъ жена отъ души разсмялась: "Да! А ты — мои! Ха-ха-ха!.." Она толкнула его тарелку, такъ что та упала на полъ и разбилась; вмст съ нею упала и холодная котлетка.

"Постой, я принесу теб другую тарелку", сказала жена и выбжала изъ комнаты.

"Ни малйшаго сожалнія объ убытк!" подумалъ пасторъ: "ни тни подобной мысли! А вдь тарелка денегъ стоитъ!"

"Ты вдь не станешь сть эту котлетку?" воскликнула жена, вернувшись.

"А что же намъ съ нею длать?"

"Ну, ужъ ее-то, право, можно кошк отдать".