Фантом

Дрожа от холода, я открываю кран, но вода оказывается обжигающе горячей. Пару минут я позволяю ей просто стекать с моих волос, обволакивая ноющее тело. И лишь когда боль в боку снова возвращается, вспоминаю, что ни разу не меняла повязку.

Сняв пластырь, осторожно касаюсь кожи, чувствуя, как кожа тянет и покалывает. Я напоминаю себе, что боль временна. Нужно лишь перетерпеть. Жаль, у меня нет с собой ничего, чтобы обработать рану.

Услышав покашливание в коридоре, я выключаю воду и наспех одеваюсь. Через секунду рядом со мной уже стоит Тайлер.

– Выглядишь гораздо лучше, – говорит он, заправив мне за ухо мокрую прядку волос. Я отстраняюсь.

Кажется, в этой тишине я слышу биение его сердца. Или это мое собственное?

Возвращаемся мы другим способом, сделав петлю по коридорам. И все это время меня не покидает ощущение, что меня ведут на казнь. «Хотя, может, так оно и есть, – думаю я со страхом. – Кто знает, что у него на уме».

Пока мы пересекаем пустой зал, служивший когда-то тренировочным, я размышляю о том, каково это – вырасти здесь? В атмосфере строгости, ежедневных испытаний и каменных стен, от которых исходит запах плесени и сырости. «Как из могилы», – думаю я, содрогаясь.

Из крошечного окошка я вижу, как маршируют мальчишки, одетые в темную форму. Что ждет их дальше? Такая же судьба, как у Ника и парней? И тут же мои мысли возвращаются в дом на окраине Хелдшира. Почему-то мне кажется, что Тай отправил Рейвен именно туда.

Добралась ли она в целости? Держится ли как обычно уверенно? Поверили ли ей? Или снова обвинили во всех бедах?

От воспоминаний становится совсем тоскливо. А от голода скручивает желудок. Мне даже кажется, будто я чувствую запах еды. Когда мы возвращаемся обратно, комнату действительно наполняет аромат тушеного мяса. Пока я мылась, Тайлер принес мне поесть. Что это, очередное проявление заботы?

Наступает тишина. Тай занимает место за столом, принимаясь что-то читать, а я так и застываю у порога, не зная, что теперь делать.

Он устало вздыхает и поднимает на меня глаза, которые кажутся слишком золотистыми. Слишком добрыми, чтобы держать меня взаперти.

– Ну? – произносит он. – Спрашивай.

На сей раз мне приходится заставить себя не отводить взгляд.      – После побега тебя поймали?

Тайлер хмыкает:      – Если бы поймали, на моей руке красовался бы такой же браслет. Как видишь, – он поднимает вверх оба запястья, – нет.

– Значит, смерть инсценировали, чтобы другим повода не давать? – говорю я, подходя ближе, но за стол не присаживаюсь.

– Максфилд никогда не признает публично, что один из солдат обвел его вокруг пальца, – не без явного удовольствия отвечает Тай. – Все мы мастерски играем свои роли, верно?

Мой живот урчит. Взгляд невольно опускается на вазу с фруктами и свежей выпечкой. Тай замечает это.

– Не бойся, не отравлено, – кивает он. – Если не будешь есть, у тебя не будет сил.

В этом он прав. Для побега мне понадобятся силы.      Я опускаюсь на краешек кресла напротив, но ничего не трогаю.

– Он тяжело пережил твою смерть, – не нужно пояснять, что речь на этот раз идет вовсе не о моем отце.

Тайлер смеется:      – Надеюсь, ты не ждешь от меня снисхождения? Ник и сам знает, что его не заслуживает. И не будет против во всем разобраться.

Я пристально смотрю в его глаза, желая увидеть, что именно он имеет в виду, говоря о снисхождении, и внезапно меня поражает ужасная догадка. Настолько жестокая, что я даже боюсь ее озвучить.

– Ты собираешься его убить?

Тайлер откидывается в кресле и равнодушно пожимает плечами:      – Возможно. Но не точно.

– Поясни, – требую я.

Тайлер встает, делая шаг мне на встречу, и я инстинктивно вжимаюсь в кресло. Он опускается на корточки рядом с моими ногами, так что наши глаза оказываются практически на одном уровне. И на мгновенье в его взгляде мелькает что-то неуловимое… сожаление, боль.

– Знаешь, что в жизни самое страшное, Ви? – спрашивает он тихо. Я качаю головой. – Остаться в полном одиночестве, зная, что все, кто был тебе дорог – мертвы. И ничего больше не сделать.

Его слова словно выбивают из меня весь воздух.

– Справедливость. Вот чего я хочу. Чтобы он понял, каково это – потерять всех.

Перед глазами тут же вспыхивает улыбающееся лицо Артура, сосредоточенное Шона. Даже хмурый взгляд Джесса в этот момент отбивается в груди болезненной теплотой. Я не могу позволить Тайлеру навредить им. Но страшнее всего, что он говорит так искренне и честно, не упиваясь ни властью, не преимуществом, словно действительно верит, что поступает правильно.

– Разве это справедливость? – шепчу я. – Заставить других страдать? Твоих родных это не вернет.

Он недовольно отворачивается.

– И об этом говоришь мне ты? – отвечает он. – Ты меня предала.

Я сглатываю комок в горле. Сердце пронзает страх: вдруг он прав? Я ведь не видела наших писем. Могла ли обещать ему что-то? Играла ли действительно с его чувствами? А теперь из-за меня пострадают парни.

– Прости, – прошу я, касаясь его плеча. – Я была неправа. – Хотя сама в этом и не уверена.