Фараон Хатшепсут (СИ)

На ее губах играла легкая улыбка. Всё внимание старой ведьмы было приковано к черным жженым углям, что были разложены от самого большого до самого маленького кусочка. Гермиона проследила за её взглядом и поражённо охнула: будь угли в фаворите у коллекционеров, всякий завидовал бы Яхмес. Затем молодая женщина снова поглядела на Яхмес, не скрывая удивления. Похоже, для кого-то ядовитые змеи были пустым звуком.

— Так были змеи или нет? — переспросила Яхмес после паузы и недовольно заглянула в пустой стакан. Её захмелевший взгляд тем не менее оставался твердым, и, когда Гермиона, кусая губы, кивнула, старушка поняла, что ей ничего больше не остается, как воспользоваться ситуацией. А она это делать любила.

— Можешь попросить свою, как её там? Фину… Вот её принести нам долгого брожения? А я взамен расскажу о том, как мои молодые амбиции не оправдались.

Разумеется, Яхмес рассчитывала, что нынешнее положение дел куда лучше событий её молодости. И точно также она оставалась с непоколебимой верой в то, что всё же придется признаться в своих ошибках. На кону стояло слишком многое.

— Погодите, — Гермиона свела брови, вдумываясь, — Яхмес, вам что, не приносят напитков?

Посмотрев, как старуха потуже затягивает пояс и нисколько не меняется в лице, девушка осознала, что на непьющую мадам эта женщина явно не тянет.

— У тебя хорошая мама? — без обиняков последовал вопрос. Смену темы Гермиона не понимала, но ответила утвердительно. Любопытно же узнать суть.

— Ты бы разрешала пить ей тяжелых дрожжей пиво?

Гермиона промолчала.

— Тебя хорошо воспитали, едва ли ты разрешила. В этом весь парадокс родительства, — покачала Яхмес головой и вздохнула, — ты — за детей, а потом они — за тебя.

Уже через четверть часа рядом с софой старухи стоял массивный охлажденный кувшин.

— А теперь расскажите, прошу.

Яхмес хитро улыбнулась, будто радовалась этой маленькой сделке, в которой она победила.

— В какой-то степени Сету я даже благодарна, — она положила руки на живот и сцепила их в замок. Так начался их долгожданный разговор.

— Не хочу, чтобы Неферуре знала. Да-да, — закивала Яхмес, когда увидела нетерпеливый блеск в глазах собеседницы, — суть в том, что она родилась обычной. Без дара… без, как вы говорите, волшебства. Но давай начнем по порядку. Я не стану врать тебе для чистоты чести или того, чтобы ты хорошо обо мне подумала. Мне вообще на это плевать.

Женщина красноречиво посмотрела на Гермиону, вызывая в ней противоречивые чувства.

— Поэтому будь готова, что в ближайшее время ты придешь к выводу, что мне абсолютно безразличны все, кроме моей крови. Так вот, эта позиция — единственное, что не изменилось во мне с молодости.

Дело в том, что жречество раньше было совсем иным, нежели сейчас. Когда-то существовали даже школы магии. В них учили астрономии, прорицанию, линейному расчету, знахарству и некоторым несложным чарам, — выдохнула Яхмес и крутанула уголек. В тишине раздался скрежет по кафелю.

— Но сейчас школ нет, — помогла Гермиона, которой становилось ясно: как бы ни пыталась изображать беспечность старушка, разговор давался ей с трудом.

— Нет, — согласилась печальная Яхмес, — потому что почти все фараоны были обычными людьми. И пускай их обожествляли* при рождении, вершить чудеса они не были способны. А жрецы — могли. Естественно, сначала все жили в мире. Но ты умная женщина, Гермиона, тебе же ясно, что всё это было временно. Не все жрецы обладали добротой, как и не всем правителям была присуща справедливость.

Гермиона впитывала в себя каждое слово, стараясь не пропустить ни одного элемента этой сложной мозаики. Выводов и логических умозаключений она старалась не делать, однако о мотивах догадаться было несложно. Извечная проблема власти и церкви проглядывалась четко.

Старческий голос продолжил:

— Со временем жрецы стали злоупотреблять магией, представлять угрозу народу, некоторые из них, наоборот, помогали. Из-за этого авторитет фараонов медленно падал. А какому правителю понравится такой расклад? О, святой Амон, видел бы ты это… Поголовно всех, хоть как-то связанных с магией, придали гонению…

Яхмес вновь задумчиво уставилась в пустоту и помедлила.

— Не знаю, в кого пошла я, но с детства, когда я злилась или радовалась, рядом всегда что-то взрывалось. И это нисколько не тревожило моих счастливых родителей, как и меня (они растили меня в неведении). Если бы не моя воспитательница, едва бы я заметила свой дар. К счастью, она оказалась такой же. Жрицей. Или волшебницей, да? Мы стали проводить занятия, а я жадно училась и медленно ненавидела родителей, скрывающих от меня правду.