Такси остановилось в знакомом с детства дворе. Виталий взял чемоданы, на спину повесил рюкзак, на один из чемоданов прицепил раздутый пакет с сине-розовым логотипом, на другой – матерчатую сумку с длинными ручками и поднялся на третий этаж. Позвонил, дверь открылась, и Виталий крепко прижался к матери и долго целовал в губы – так было заведено с детства. Мать ему много раз объясняла, что у них такие отношения, которых нет ни у кого. Она их называла «особенными». После свадьбы даже как-то заехала в гости к снохе Тане пояснить про «особенные» отношения, когда сын был на работе. Таня слушала с круглыми глазами.
Юная невестка и так не забывала – кто она, а кто семья её мужа. Одно отчество свекрови – Ромуальдовна – при каждом произнесении напоминало, что в их крови течёт немецкая, а значит европейская – высокого качества – кровь. Таня же приехала из Иркутской области.
Так уж получилось, что в школе Таня училась хорошо, была самостоятельной и серьёзной, в отличие от старшего брата Гриши, который лет с четырнадцати был выпивохой. Она смогла окончить институт в Сибири, а когда умерла бабушка – получила в наследство квартиру. Квартира в Иркутске стоит, конечно, не столько, сколько квартира в Москве, но когда отец удачно продал овёс и гречиху, то помог обменять её с доплатой на маленькую квартирку в Москве. Не той Москве, которая в центре, а той, которая при окраинном заводе.
В материнской квартире Виталий с удовольствием втянул носом: запах детства, старых знакомых вещей. Окинул взглядом мебель: всё как прежде, когда бабушка была жива. Правда, лет пять назад кое-что пришлось поменять. В длинном коридоре бывшей коммуналки теперь стояли стильные белые шкафы из ИКЕА, сверкая стеклянными дверками. Сверху на шкафы мать понаставила любимую посуду: пару огромных салатников, серый глиняный кувшин с бордовыми цветами вдоль всего выпирающего пузика и высокий чайник из сервиза «Мадонна», который на кухне был как-то не к месту – слишком большой. Переливающийся всеми цветами радуги перламутр обрамлял изображение трёх граций, которые давно стали Тамаре Ромуальдовне молчаливыми подружками, умеющими хранить тайну. Тайной были денежные купюры, которые она хранила в чайнике.
– Мам, я не понял: что с Таней? Врач сказал – отравление какой-то азиатской травой.
– Садись, садись, покормлю! Виталик, худой как палка, – Тамара Ромуальдовна ласково погладила сына по голове.
– Ты не знаешь, какой ещё травой? Или грибами. У Тани узнать не могу – она в реанимации. – Виталик взял столовую ложку и начал накладывать тушёный кабачок.
– Ну… Не хочу, конечно, наговаривать, но ко мне она ездила очень редко, – сказала Тамара Ромуальдовна голосом, наполненным обертонами. Кто-то однажды сказал, что у неё красивый голос, и с тех она об этом не забывала ни на минуту. – Я сама начала ездить, ну ты понимаешь, проведать. Поддержать. Скучает, небось, по мужу-то, – она выразительно кивнула в такт словам. – Правда, днём её часто не бывает. Я войду, посмотрю, что к чему, даже как-то пыль протёрла – заросла вся… Так вот, завкафедрой вчера гулял с ними в ресторане, отмечал юбилей и перевод на другую работу.
– Шавкят Закирович? Ну да.
– Я просто думаю: где один раз – там и другой. По ресторанам только начни. Кушай, кушай!
Она с энтузиазмом подсовывала сыну капустную солянку с колбасой. При виде кушаний советского разлива сын с тоской вспоминал толстые куски американской говядины, одни названия чего стоят: стейк Денвер, стейк Нью-Йорк…
– Не понял, при чём тут отравление?
– Ну, в ресторане отравили.
– Да брось. Там вся кафедра гуляла. Это ресторан азиатской кухни, его знакомых. Мы до этого с ней разговаривали по телефону, пару дней назад. Она сказала, что Шавкят хочет её на своё место поставить. Он москвичек не любит, а Танька из Иркутской области. Она отнекивалась, да и я думал – ко мне в Стэнфорд приедет. Такой облом с работой – вспоминать противно, – он ткнул вилкой в капусту и вздохнул.
– Ничего, сынок, ко мне поближе будешь. Они ещё пожалеют. Ну что, чаю? – Тамара Ромуальдовна прошла в комнату, открыла стеклянные дверки стенки и достала чашки из сервиза «Мадонна».
Сервиз использовался исключительно по большим праздникам. Возвращение сына – разве не праздник? Да и напоминал о тех далёких временах, когда счастливее её не было человека. Всё было ладно в маленькой семье: муж, послушный сын, мама, полная сил. Муж делал успешную карьеру, а однажды даже поехал по обмену опытом в Чехословакию, откуда и привёз сервиз «Мадонна». Правда, оттуда же он привёз и молодую любовницу, к которой вскоре и ушёл, прихватив с собою очень много разных вещей, но сервиз почему-то оставил. Видимо, в поездке любовница, она же будущая жена, купила такой же.
– Позвоню-ка я Евгении Даниловне, – сказал Виталий, поднимаясь.
– Кто это? Зачем?
– Она работает на кафедре вместе с Таней, может, подробности расскажет. О гулянке в ресторане в особенности.