Фарфоровый птицелов

— Тебе здорово повезло! Так вот, сделав над собой совсем незначительное умственное усилие, я вдруг обнаружила, каким странным, диковинным и завораживающим может стать всё вокруг меня. Помнишь, Гриффин, будучи невидимым, спрятался в огромном универмаге? Вот и у меня вдруг возникло такое же чувство запретной радости. Пусть не по правилам, но мне это удалось — я внутри чьей-то картины. Я здесь живу тайно, ну, зайцем как бы, понимаешь? Только что всё было скучно, буднично и вдруг — р-раз! — как будто в сознании щёлкнул какой-то переключатель — и мне подарена яркая потрясающая жизнь. Внутри картины, в которую я шагнула, живут гениальные изобретатели, писатели, учёные, композиторы, то, что они здесь создали, — это сверкающая гора драгоценностей: музыка, живопись, архитектура, книги, да разве перечислишь всё! И в этом исполинском универмаге после закрытия я хожу, где хочу, и пользуюсь, чем хочу, всё здесь моё: науки, культура, горы, океаны, храмы, подземелья, библиотеки — всё моё! Внезапно дошло до меня, какими богатствами я обладаю. Это произошло с яркостью и мгновенностью молнии: из унылой серой труженицы я вдруг превратилась в очарованную странницу. Передать всё словами я не могу, не получается. Но я не забываю про этот открывшийся мне приём, про этот фокус с собственным сознанием. Я почти не утрачиваю этого необычного состояния, не знаю даже, хорошо ли это или, может быть, отдаёт какой-нибудь душевной болезнью, сумасшествием?

— Майя, вы совсем не сумасшедшая, вам надо писать книги, вы так хорошо рассказываете!

— Да нет же! Плохо я, путано всё выразила, не так, как собиралась. Яичница у меня получается лучше.

— О да! То есть, тьфу! Я хотел сказать, яичница у вас тоже была классная.

— Послушай, а ведь если быть последовательной, то для меня ты, Сева, один из обитателей картины, здешний житель, моё приятное открытие. Твоё мнение о моей яичнице для меня весьма и весьма ценно!

Я решил подхватить игру:

— Нет, не так! Я тоже совсем недавно шагнул в рамку, я здесь тоже заморский гость, мы оба случайные очарованные невидимки, заблудившиеся в этой картине. Вот кот Август — наверное, здешний обитатель.

Кот услышал своё имя, открыл глаза, мурлыкнул и лениво перебрался к хозяйке на колени.

— Сева, не послушать ли нам музыку? Интересно, какую нам тут насочиняли здешние гении? Выбери что-нибудь сам, мне не хочется стряхивать кота.

Я был не прочь поставить сразу все пластинки. Всё мне нравилось и всё хотелось слушать.

— Здешние гении, ужас, сколько насочиняли, даже не знаю, какую пластинку поставить.

— Хорошо, возьми наугад, посмотрим, что нам выпадет.

Почему-то я почувствовал волнение, как будто от выбора пластинки в моей судьбе зависело что-то важное. Приподнял стопку, запустил руку, вытащилась венгерская песня «Журавли» в исполнении Зары Долухановой.

— Нет, только не эту! — неожиданно резко сказала Майя, потом, смутившись, добавила:

— Очень хорошая песня, но лучше давай попытаем счастья ещё раз.

Во второй же раз выпало нам послушать гавайскую гитару. Звуки были протяжные, сладкие, плавающие, невыразимые — наверное, такую музыку слушают в раю, да и то не каждый день, а по праздникам. И притом, не все, а только лучшие из лучших. Что за везенье! Даже коту, по-моему, пластинка пришлась по душе. Майя поаплодировала закончившейся пластинке:

— Спасибо, Сева, у тебя счастливая рука. Жалко на этом останавливаться, но мне нужно печатать снимки. Хочешь взглянуть на мою лабораторию?

— Конечно, хочу!

Майя аккуратно опустила кота на пол, открыла узенькую дверь между тахтой и ширмой, и мы прошли в совсем маленькую комнатушку с единственным, тоже похожим на иллюминатор, квадратным окном, завешенным плотной чёрной шторой. О такой комнате сам граф Монте-Кристо мог бы только мечтать — там стояли два сдвинутых стола, а на них фотоувеличитель, огромные кюветы, красный фонарь. На гвоздиках висели фотоаппараты «Старт» и «Зенит» и фотовспышка. У стены под окном стояла узкая железная кровать, накрытая чёрно-зелёным клетчатым пледом. Каюсь, тут я испытал зависть к хозяйке всех этих богатств. Что может быть великолепнее, чем сидеть и всматриваться в ванночку, в которой творится невероятное: выступают из белой мглы остановленные твоей рукой и камерой прекрасные мгновения.

Майя сказала:

— Когда выйдет газета с моим репортажем, я тебе один экземпляр подарю.

— Майя, вам же нужно уйму воды для печати, давайте я натаскаю из колонки?

— Ну, в этот раз ты уже опоздал, у меня на кухне полный бак. Но в другой раз я, может быть, не откажусь, спасибо. Не забывай, заглядывай, мне будет не так одиноко, мы же оба заблудившиеся странники, воришки в универмаге, да?

На этом мы распростились. Если раньше я бродил по городу беспричинно счастливым, то теперь у счастья появилась весомая причина: во мне поселилось нечто большее любви — обожание.