Фарфоровый солдат

Эмиль берет мою руку и с умным видом щупает пульс. Валяет дурака, хочет разрядить тягостную обстановку шуткой, я это понимаю, но трюк все равно действует.

– Могу вас успокоить, молодой человек, вы не рискуете заразиться догматическим луизитом. У вас стойкий иммунитет против католико-вируса. Иное дело Сильвия. Она причина вашего сердечного недуга. Это пройдет. Или нет. Так или иначе, это приятная болезнь.

Рот у меня сам расплывается до ушей. Эмиль зеркально улыбается в ответ, потом вдруг подхватывает меня своими ручищами, прижимает к себе и долго не отпускает. Обычно, если он меня так сгребает, то тащит в подвал, как мешок картошки, а сейчас совсем иначе. Это самая настоящая ласка. Такое у нас не заведено. Мы любим друг друга не меньше, чем в других семьях, но телячьи нежности и обнимашки – не наши замашки.

Ручищи Эмиля – отличная люлька. Я чуточку всплакнул. Одну-две слезинки пустил, не больше. Мокрое пятнышко на его свитере у самого плеча. Высохнет быстро – он ничего не заметит.

Фромюль,

25 декабря 1944

Падает снег, и вата сугробов приглушает взрывы. Снегу нет дела до воя войны. Он убеляет все подряд, зону свободную и оккупированную, демаркационную линию посередине, ему все едино.

За окном словно огромный торт с белым кремом. Я страшно люблю снег. Само это мягкое слово, и кружево снежинок, и круговерть нежных хлопьев, запущенную чьей-то невидимой рукой на небе.

Помню, как я первый раз увидел снег в Монпелье. Ты показала мне, как он летит на море. И я спросил, бывают ли снежные волны. Ты потом долго улыбалась. А я воображал, как по пушистому снежному морю совсем бесшумно плывет корабль. Вот бы жить на таком корабле всей семьей!

Бабушка как-то раз сказала мне, что Битш, городок и окрестности, прозвали Малой Сибирью. Смотрю в окно и представляю себе, что я в какой-нибудь глухой сибирской деревушке.

Марлен Дитрих стала взрослой птицей, в ней почти метр роста. Иногда она очень тоскует по небу, хотя никогда его не видала. Порхает по комнате, натыкается то на потолок, то на окно. Тогда я беру ее на руки и перебираю ей перышки, а сам думаю о Сильвии. Успокаиваюсь от этого только я.

На днях бабушка придет открыть окно, чтобы проветрить комнату, и Марлен Дитрих улетит навсегда. Будет себе вонять под облаками и не вспомнит папочку, который кормил ее тухлым горохом.

Все семейство встречает Рождество в подвале. Пригласили и Розали. Все так, как будто меня приучают к тому, что, если папа не вернется, я останусь жить тут. Пахнет корицей, это напоминает мне прошлое Рождество. Не хватает только хвороста с сахарной пудрой, а то я бы и правда подумал, что время пошло вспять.

Тетя Луиза украсила гирляндами кротовьи холмики, а мне подарила свою Библию, несмотря на то, что все остальные Библии в округе сожгли немцы. Я тронут, но мне ужасно неловко. Для нее это драгоценная книга, а для меня она как телефонный справочник страны, в которой я никого не знаю.

Дядя Эмиль привязал ленточку к своему велику.

– Это подарок на будущее. Сможешь на нем ездить, когда нас освободят. А пока я буду иногда его у тебя брать напрокат.

Розали подарила мне бутылку гренадина. Эмиль шепнул, что это последняя из ее запаса. Он хочет, чтобы я полюбил Розали – что ж, из любви к нему я готов. Еще она принесла с собой шнапс, который пахнет сливой.

– Дед Мороз в подвал добраться не может, понимаешь?

Это бабушка входит с раскрашенными под елочные шарики яичными скорлупками.

Она воткнула в кротовую кучу ветку сосны, и мы все давай украшать ее кто во что горазд.

Знаешь, мама, я давно не верю в дядьку, наряженного в красный банный халат, который ухитряется за одну ночь закинуть подарки в миллиард каминов, но вижу, как бабушка старается сохранить хоть крупицы этой сказки, поэтому притворяюсь, что верю. И у меня отлично получается делать так, чтобы все поверили, что я верю, потому что я уже в прошлое Рождество натренировался на тебе и папе. Сработало, по-моему, неплохо.

Эмиль отпускает шуточки насчет того, что можно слопать Марлен Дитрих вместо рождественской индейки. И все так здорово разыгрывают веселье, что, может быть, и правда веселятся.

Дядя Эмиль предложил сыграть в футбол сосновой шишкой вместо мячика. В подвале особенно не разбежишься, но мы условились, что расстояние между кротовьими кучами – это ворота, и стали забивать голы по очереди.

Еще я получил три шоколадки. Хотел разделить их на всех, но все отказались. Стараюсь совсем не думать ни о прошлом, ни о будущем годе. Откусываю по кусочку от каждой шоколадки и изо всех сил смакую их сладость.

Эмиль, улучив минутку, когда тетя Луиза с бабушкой о чем-то увлеченно говорили, успел шепнуть мне:

– Завтра фрицы получат хорошенький подарок к Рождеству.

– Какой? – тоже шепотом спросил я.

– Я опять вывесил на въезде в деревню французский флаг вместо немецкого.