Фарфоровый солдат

Мы все в подвале, разговариваем шепотом. Никто ни с кем не собачится ни по какому поводу, даже Иисуса Христа оставили в покое. Бабушка все чаще говорит о конце войны. Но пока еще небо грохочет. Сильно и недалеко. Сирена что-то опаздывает.

Эмиль зовет меня остаться здесь, если не так уж хочется обратно в Монпелье. Обещает устроить мне настоящую персональную спальню на чердаке, “с луной вместо ночника”.

– Я подарю тебе свой старый велик!

– А как же сам?

– Ты будешь мне давать покататься!

Бабушка все уговаривает нас не расслабляться:

– Немцы, конечно, проигрывают, но раненый зверь особенно опасен. Они еще могут наделать немало бед. Постараются уничтожить все, что успеют.

Фромюль,

21 декабря 1944

Опять приходили немцы за яйцами и курами. Один даже велел бабушке приготовить яичницу и сожрал ее, положив ноги на стол. Взгромоздил свои до блеска начищенные сапожищи прямо на стол!

Я был на лестнице, и меня трясло. Мучительно хотелось вцепиться ему в морду. Ты не представляешь себе, мама, как я его ненавидел. Никогда не подумал бы, что способен так ненавидеть. Сапоги на столе и еще то, как он жрет яичницу из яиц моей домашней курицы, – все это превратило меня в кого-то другого, каким я сам себя не знал.

Я попробовал телепатически передать Марлен Дитрих: “Лети, дорогуша, лети и насри на его дурацкую пилотку”. Я так и видел эту сцену, и только она помогла мне не ринуться на кухню и не вцепиться в морду немцу.

Но тут передо мной возник Эмиль – видно, почуял, что я подглядываю. Посмотрел мне в глаза, приложил палец к губам и подхватил меня одной рукой. В эту минуту было бы правильней всего сравнить меня с мешком цемента. Эмиль не произнес ни слова до самого чердака, а там прошептал:

– Сиди тут и не двигайся с места, пока я за тобой не приду!

Киваю и сажусь на стул Сильвии, перед пишущей машинкой. На стенке приколоты кнопками клочки бумаги. Недописанные стихи, рисунки кораблей, что-то еще зачеркнутое. Я не читаю их, только трогаю кончиком пальца. На столе много сложенных из бумаги фигурок-гадалок. Не удержавшись, беру одну. На одном уголке нарисовано сердечко, на другом звездочка, на третьем луна, а на четвертом большими буквами написано “Эмиль”.

Снова складываю уголки и кладу квадратик на место. Заставляю себя не разворачивать. Досчитаю до ста. Если на сотый счет никто не придет, разверну.

Раз, два, три… Считаю медленно, но секунды несутся. Двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть… На лестнице ни звука. Пятьдесят семь, пятьдесят восемь… Нет, больше не могу. Разворачиваю листок. Как обертку подарка. Но подарок не для меня.

На лестнице шаги. До конца развернуть не успею. Читаю прямо так, глаза скользят по строчкам.

Дорогой Эмиль!

Я оставила тебе про запас десяток стихотворений для Розали в шкатулке под дубом. Написала их в последнюю ночь. Надеюсь, тебе хватит до конца войны. Если же нет, попробуй писать сам! Уверена, что ты сможешь. Не забывай, она любит тебя, иначе все эти стихи не подействовали бы. Это только трамплин, чтобы ты осмелел. Ты женишься на Розали, не сомневайся!

А если ты решишься сказать ей правду, будет совсем хорошо. Не думаю, что Розали тебя разлюбит, наоборот, будет любить еще больше.

Легче сказать, чем сделать. Легче сказать другому, чем сделать самому, это точно.

В этом была главная прелесть нашей дружбы с Элизой. Каждая участвовала в жизни другой. И мы целиком полагались друг на друга. При полном доверии, это отличная система.

Но видишь, я подталкиваю тебя, а сама так и не смогла сказать правду Мену.

Береги себя, его, свою милую Розали, Катрин и даже несравненную Луизу.

Целую.

Сильвия

Разглаживаю листок ладонью и кладу на видное место, прямо на пишущую машинку.

– Ушли! – с порога говорит Эмиль.

Лавина вопросов готова сорваться у меня с языка, но я не решаюсь обрушить их на него. Лучше пойти окольными путями. Мне необходимо узнать правду, но я слишком люблю Эмиля, чтобы подстраивать ему ловушки. Хватит того, что я прочитал адресованное ему письмо!

– Мне кажется, я становлюсь таким же, как тетя Луиза. Пишу маме, а ее нет в живых, разговариваю с аистом, выучил наизусть письмо Сильвии.