Фарисей

Вадик сейчас говорил без акцента, что свидетельствовало о полной его безгрешности перед начальством. Акцент использовался тогда, когда ситуация осложнялась, запутывалась и следовало прикинуться глуповатым, дабы избежать возможного возмездия.

– Трубки неоновые мне понадобились для световой рекламы. На «Дарах природы» – лось, кедр, все такое. Требование написал и вчера отнес Ефременко. Вы за ним ничего такого не замечали? – с таинственным видом наклонился над столом Адамян, не сводя глаз со Станислава Сергеича.

– Чего «такого»? – понизив голос, переспросил Тропотун, на которого подействовало загадочное поведение Вадика.

– Странного…

– Странного? Кажется, нет… – тут он вспомнил про встречу в коридоре. – Впрочем, пожалуй…

– А я что говорю! – оживился Вадик. – Я ему бумагу на подпись, а он мне: «Ты пошто, свиное рыло, без должного почтения?» Я сначала обалдел, потом решил – шутит. Спрашиваю: «Вы шутите, Иван Иванович?» Он тут как гаркнет: «Изыди вон, нечестивец! С Директором Всех директоров как разговариваешь?!» Я обиделся, ушел. Теперь думаю – перепил человек, однако…

– Так-так-так… – мелко кивал в продолжение его рассказа Станислав Сергеич. Глаза у него постепенно загорались охотничьим огнем.

– Но дело стоит! – накалялся польщенный вниманием заместителя директора Адамян. – Сегодня опять к нему ходил. А он – чтобы я перед ним на колени. Разве советскому служащему на колени положено? Я рассердился очень, дверью хлопал. Потом в коридоре с уборщицами говорил. – Тут Вадик снова понизил голос до шепота: – Он уже четвертый день с них требует сначала распоряжения по уборке помещений получить, а потом к его ручке прикладываться! А позавчера сантехнику Сидорчуку велел лобызать прах у его ног, потому как не успел сантехник на третьем этаже унитаз заменить… – и Адамян многозначительно смолк.

– Вы полагаете… – начал Тропотун.

– Боже упаси! – воздел руки Вадик. – Ничего не полагаю – просто информирую. Он теперь у себя.

– Благодарю за своевременную информацию! – сказал Тропотун, поднимаясь и прочувствованно потряс узкую ладошку Вадика. – Давайте-ка поднимемся к Ефременко… – он посмотрел на часы. – Черт, половина одиннадцатого! Идемте скорее, и Софью Ивановну прихватим…

Тропотун шагал с максимальной скоростью, и невысокому Вадику приходилось поспевать за ним вприпрыжку. Софья Ивановна с неприступным видом восседала за своим столом. Появление Станислава Сергеича да еще в сопровождении Адамяна было воспринято ею как личное оскорбление, что она и продемонстрировала поднятием левой брови. Однако Тропотун не стушевался, уверенно пересек приемную и в двух словах обрисовал сложившуюся ситуацию. Софья Ивановна несколько растерялась, однако присоединилась к ним, и уже втроем они стали подниматься на четвертый этаж. По пути столкнулись с Оршанским, и Станислав Сергеич без объяснений попросил его следовать с ними.

Неподалеку от кабинета Ефременки собравшиеся возбужденной кучкой технички и сантехник оживленно обменивались впечатлениями. Увидев приближавшееся начальство, они разом умолкли и настороженно уставились на них.

Не мудрствуя лукаво, Тропотун подошел к ним и спросил, как они находят Ивана Ивановича?

– Они не того-с… – таинственно сообщила пожилая техничка в коричневом, с продранными локтями халате. Ее морщинистое одутловатое лицо было лицом бывшей выпивохи.

Станислав Сергеич мгновенно отметил и это множественное «они» в отношении Ефременко, и многозначительно-таинственный тон, которым быт произнесены слова.

– Ты, Анна, про пятиминутку-то расскажи вчерашнюю! – вмешалась другая техничка, фигуристая, лет тридцати пяти женщина с длинными наманикюренными ногтями и модным перманентом.

– С третьего дня начни! – высокий визгливый голос бабки Зозули покрыл негромкие голоса остальных.

Реликтовая эта бабка убирала в НИИБЫТиМе со дня его основания и славилась сварливым характером и полной невоздержанностью на язык. Свою половину этажа содержала в идеальной чистоте, а работавший там народ в строгости. Стоило бабке Зозуле обнаружить возле урны окурок, как она приходила в совершенное неистовство, ведомыми ей одной методами находила нарушителя и потом несколько дней подряд ходила за ним по пятам, громко при этом срамя.

Нарушитель был уже жизни не рад, а бабка торжествовала очередную победу.

– Да ну, – вдруг застеснялась Анна под четырьмя парами вышестоящих глаз, – Петя вон лучше расскажет…