Фарисей

Стулья уже составили по периметру зала, и экспериментальная мебель выигрышно смотрелась отдельными группами. Два низких мягких дивана, несколько кресел и овальный матовый без полировки столик – «У камина». Ажурные легкие стулья и тонконогие высокие столики белого цвета – «Веранда». Поодаль «Жилая комната», «Финская баня»… А в противоположном конце зала яркие, контрастных тонов столики с блестящими хромированными деталями и высокие вращающиеся стулья для бара и кафе.

Станислав Сергеич остановился у входа, придирчиво изучая новоявленный интерьер. Первым заприметил начальство Шнайдер и тотчас оказался рядом.

– Уфф… – заговорил Лев Соломонович, утирая со лба пот тыльной стороной кисти – только что расставили. Нормально по-моему, а? Вся мебель как на ладони…

– Да, как на ладони… – согласился Тропотун. – Но вот я смотрю на «Веранду», и получается, что визуально она накладывается на кафе-бар. Контрастные цвета кафе убивают изысканную гамму «Веранды». Согласны?

– Убивают, – вынужден был признать Шнайдер. – Я не на вход, а на середину зала ориентировался.

– Важно первое впечатление, Лев Соломонович! Оно всегда самое сильное. Войдет наш московский друг и – что он видит?..

– Айн момент! – и Шнайдер устремился к кучке мужчин.

Неспешно прохаживаясь по залу, Тропотун внимательно осматривал мебельные композиции из разных его точек, но как ни пытался он выискать еще какой-нибудь изъян в расстановке мебели, это ему не удавалось – Шнайдер с Козловым потрудились на славу.

Пока рабочие и конструкторы переставляли мебель в соответствии с энергичными указаниями Шнайдера, он думал о том, что, по крайней мере, здесь у него сегодня порядок.

Наконец разгоряченный Лев Соломонович снова присоединился к заместителю директора. Лукавое лицо его излучало довольство жизнью и собою, а румяные губы морщила скрытая улыбка. Не выдержав напора жизненных сил, он заулыбался на все тридцать два зуба. И Тропотун тотчас ошутил укол зависти – у него уже было тридцать. Поймав себя на этом нехорошем чувстве, Станислав Сергеич постарался вырвать его с корнем из своей души и попытался срочно переориентироваться на любовь к своему ближнему Льву Соломоновичу.

– Теперь хорошо… – задумчиво произнес Тропотун, окидывая общим взглядом конференц-зал. Тут он вспомнил про Ефременко, мысленно чертыхнулся и воззвал к службе скорой медицинской помощи вместо Господа Бога. Потом спросил равнодушно: – А Кисина где же?

– А это я хотел у вас узнать… – ответил Лев Соломонович со скрытой иронией. – После того, как она бросилась за вами, ее словно подменили. Прибежала в отдел и закатила настоящую истерику. За мной посылали – не могли никак успокоить. Вы ей ничего такого не говорили?

Станислав Сергеич изобразил искреннее недоумение и пожал плечами. Однако снова уличил себя во лжи и небрежно признался:

– Что-то такое я, кажется, брякнул касательно ее внешности…

Вытягивая вперед голову и сильно размахивал при ходьбе руками, подошел стремительный Козлов.

– И мы не лыком шиты – кое-что могём! – произнес он, с гордостью оглядывая мебель. – Я не удержался, знаете ли, в кресле расположился – перина.

– Недавно прочитал в журнале, – серьезно заговорил Шнайдер, – что в Японии собрали кресло-робот. Сидишь в нем, наслаждаешься жизнью, а через определенное время высовывается автоматическое колено и дает тебе под зад – чтоб не рассиживался!

– Во дают! – изумился Козлов. – А зачем?

– Чтоб геморроя не было, – невинно пояснил Шнайдер.

Представив вылетающего из кресла Козлова, Станислав Сергеич захохотал. Довольный реакцией патрона, Шнайдер бросил на него быстрый взгляд – он впервые видел, чтобы Тропотун хохотал.

В дверях показалась Кисина, картинно замерла на несколько мгновений, затем подошла с мученическим видом к группке начальства и тихим голосом поинтересовалась, чем ей надлежит заняться? Ее все еще заплаканное лицо было так сильно напудрено, что казалось обсыпанным мукой.

– Разве трое мужчин могут заставить работать слабую женщину? – галантно сказал Лев Соломонович. – Лучше-ка взгляните свежим глазом на интерьер – и давайте ваши замечания!

И Кисина, поджав ярко накрашенные губы, с независимым лицом принялась изучать живописно расставленные мебельные композиции.

– Ольга Леонидовна, уважаемая, – вдруг обратился к ней Тропотун с ноткой ехидства в голосе, – что это у вас вид, как у вдовствующей королевы?

Ну к чему это я?.. Подумал он с осуждением. А, ладно – сказал и сказал!..

Мадам Кисина перевела на него страдальческие глаза в припухших после слез веках и пару мгновений молча смотрела, – пока до нее наконец дошел обидный смысл его слов.

– Нет, – всхлипнула она, – это невозможно! – и, драматически приложив к вискам кончики пальцев, выбежала из зала.

Шнайдер с Козловым в недоумении наблюдали сцену между заместителем директора и завсектором, не понимая что именно они не поделили?