Фарисей

– Лучше бы вначале образцы… – заявил полувопросительно москвич, явно стремившийся поскорее обделать делишки в провинции и рвануть назад в столицу. – А потом уж можно и нарзанчика…

Воевода отыскал своего заместителя глазами.

– Желанье ваше нам закон… – почти пропел Станислав Сергеич. – Попрошу в конференц-зал!

Оказавшись перед образцами мебели для молодежного международного лагеря, москвич был приятно удивлен. Он с оживленным видом переходил от одной функциональной группы к другой: «Веранда», «Жилая комната», «У камина»… Словно хвост, ходил следом за ним работник горисполкома, ревниво наблюдавший реакцию гостя. А тот увлеченно осматривал оригинальные круглые кресла, мягкие низкие диваны, изящные ажурные стулья, присаживался, откидывался на спинку, вытягивал ноги и даже жмурился от удовольствия. При этом лицо легкопромышленника все более прокисало.

В приемной их встретила Софья Ивановна, улыбающаяся улыбкой ледяной девы. Не успели разместиться за обширным директорским столом, как образцовая секретарша уже появилась с подносом, на котором нежно позвякивали тонкостенные высокие стаканы и глуховато вторили им запотевшие бутылки с минеральной водой.

Пока, покряхтывая от удовольствия, пили холодную, с серебристыми пузырьками минералку, утирали вспотевшие лбы и негромко переговаривались, подтянулись остальные члены художественного совета. Даже в кондиционируемом помещении с задернутыми шторами светлого искусственного шелка ощущалась палящая жара установившегося сибирского антициклона. Острым хирургическим взглядом Тропотун ощупывал лица присутствующих – Оршанский, Филаткин, Шнайдер, Пустовойтов… А Плотников-то не придет! Подумал он вдруг и внутренне хихикнул. Взгляд его задержался на физиономии горисполкомовца. Попугай… Как есть попугай!..

Большой художественный совет с представителем заказчика напоминал армейский штаб при обсуждении плана генерального сражения. Монументально восседал во главе стола Воевода. На противоположном от него конце – Тропотун. По левую руку директора – москвич и через пару стульев от него лсгкопромышленник. Оршанский, Шнайдер, Пустовойтов и Филаткин расположились по правую директорскую руку.

Воевода обвел стол уверенным взглядом и произнес начальственным баритоном:

– Все на месте. Приступим?.. Постойте, а Плотников?

– Заболел. – Ответил Тропотун. – Свинкой.

– Свинкой? – удивился Воевода. – Это же детская болезнь!

– И у взрослых случается, – возразил Станислав Сергеич, – причем в тяжелой форме.

– Бывает – бывает, – прогудел Филаткин, – у меня теща в шестьдесят три года…

– Понятно! – перебил директор. – Начинаем… Кто-нибудь хочет высказаться? – и он посмотрел на москвича.

Тот медлил, собираясь взять слово в конце. И тогда устремился в бой легкопромышленник.

– Разрешите мне? – поднимаясь потребовал он.

– Прошу…

– НИИБЫТиМ – институт солидный и всеми уважаемый, – начал тот и бессознательно провел указательным пальцем по темной лакированной столешнице, отчего вышел неприятный визгливый звук. Отдернув палец, легкопромышленник по-птичьи переложил голову с левого плеча на правое и агрессивно продолжал: – Да, всеми уважаемый! Потому-то мы не сомневались, что с поставленной перед ним задачей он справится. Задачей, не побоюсь сказать, государственного масштаба, а если взглянуть шире – с политической подоплекой… – он сделал многозначительную паузу, чтобы все как следует прониклись. – Что же я увидел сегодня?.. – лицо его вспыхнуло нарочитым негодованием, а голос взлетел на октаву выше. – Эти мебельные изыски вызывают у нормального человека отвращение! Как можно было опуститься до низкопробного эстетства, – и он обвел присутствующих горящим взором Савонаролы. – Вкусы молодого поколения должны формировать здоровые идеи. От ваших же модерновых штучек за версту разит буржуазным разложением. И потому, как честный человек, я должен громогласно заявить: с поставленной задачей вы не справились! Нет, не справились! – он тряхнул своим коком и сел, внутренне торжествуя победу: демагогическая карта, которой он воспользовался, была практически беспроигрышной.

Не ждавшие этакого поворота члены художественного совета сидели в молчаливом оцепенении. На лице Воеводы застыло брезгливое выражение. Тропотун же, напротив, слегка улыбался, однако улыбочка его была пренеприятной. Наконец напряженность поля молчания достигла труднопереносимой величины, и тогда директор издал свое знаменитое, львоподобное «ммдааа!..» – что несколько разрядило обстановку.

– Кто еще? – спросил директор. – Может вы, Станислав Сергеич?

В тоне, каким был произнесен вопрос, Тропотун уловил иронический подтекст. Степан Васильевич словно сказал своему заместителю: «Что, дружок, влип? Ставил ва-банк – а дело-то швах! Мне-то плевать, скоро на пенсию. Ну а ты давай, изворачивайся…»

И Станислав Сергеич принял этот скрытый вызов. Выпрямившись во весь рост, он бросил презрительный взгляд на легкопромышленника и заговорил суверенным напором: