Фарисей

Станислав Сергеич вдруг вспомнил о помешавшемся Ефременко и, мысленно ахнув, взглянул на свои японские часы – тридцать пять двенадцатого. Если московский заказчик столкнется в институтском коридоре с упирающимся Иваном Ивановичем, которого волокут дюжие санитары, – каков скандал!..

– Так, Лев Соломонович, – быстро произнес он, – все прекрасно – управляйтесь без меня! – и заспешил к выходу.

Он почти бежал по коридору, однако шаги его вдруг стали замедляться, а на лице заблуждала саркастическая улыбка, – Тропотун внезапно осознал, что вся эта заваруха не только не пугает его, но… забавляет! Внутренне обособившись от НИИБЫТиМа и его проблем, он – как ни странно – находил теперь своеобразное развлечение в тех неприятностях, которые могли последовать.

Слухи о Ефременко еще не расползлись по институту – лишние люди возле его двери не толклись. Только Оршанский, заложив за спину руки, прохаживался взад-вперед с равномерностью маятника.

– Как дела? – шепотом поинтересовался Тропотун.

– Все тихо, – тоже шепотом отозвался тот.

– Раз уж на то пошло, Николай Григорьевич, – продолжал Тропотун, – прошу вас, встретьте скорую!

– Да-да, конечно, – торопливо кивнул Оршанский, направляясь к лестнице.

Однако ему навстречу по лестнице уже поднималась процессия из мужчин в белых халатах, во главе которых гордо шествовала Анна. Мужчин было четверо, трое здоровенных амбалов и один невысокий, полноватый с розовой лысинкой в виде тонзуры. На лице низенького отражалась игра интеллекта, чего нельзя было сказать о физиономиях его телохранителей.

– Где больной? Кто больной? – радостно спросил низенький, снизу вверх заглядывая в глаза Станиславу Сергеичу, и переложил из одной руки в другую кожаную папочку.

– Там больной… – кивнул Тропотун на дверь, чувствуя, как ему становится не по себе от этого профессионального взгляда. – Вы сами загляните в щелку…

– Заглянем! – жизнерадостно согласился психиатр и, оставив в покое Станислава Сергеича, приоткрыл дверь.

Санитары застыли у двери подобием грозных янычар.

Заинтригованный Станислав Сергеич тоже придвинулся поближе в надежде что-нибудь расслышать – дверь была прикрыта неплотно. Сначала внутри царила жуткая тишина.

Потом раздался голос врача, неразборчиво бормотавший бу-бу-бу… Снова абсолютная тишина и вдруг – визгливые крики Ефременки и вопль врача «на помощь!»

В мгновение ока санитары залетели внутрь, а следом за ними – Тропотун с Оршанским. Багровый от ярости Ефременко изо всех сил сжимал в руке мраморную чернильницу, которую с пыхтением-сопением вырывали у него санитары. В конце концов чернильницу отобрали и водрузили на стол, а Ефременко повели из кабинета, крепко придерживая с обеих сторон за предплечья. Оказавшись рядом с Тропотуном и Оршанским, Иван Иванович зыркнул на них грозным оком и проклекотал: «Свита – за мной!»

– Доктор, что у него? – обратился Станислав Сергеич к врачу.

– Мания величия, – с довольным видом сообщил тот. – Ничего, подлечим!

И он двинулся следом за санитарами. Тропотун и Оршанский молча переглянулись и устремились за ним. На лестничной площадке второго этажа Ефременко вдруг заволновался и принялся упираться и брыкаться, однако его просто подхватили под микитки и поволокли. В вестибюле он снова начал брыкаться и вопить: «Вы у меня еще попляшете! Всех к ногтю! Всех!!» Но санитары профессионально вытащили его на улицу и ловко запихали в бежевую машину с красной полосой посредине.

– Ффу… пронесло… – облегченно вздохнул Тропотун, провожая глазами спецмашину.

– Кажется… – отозвался Оршанский и покачал головой, – ну дела!..

Скандал

А к главному входу уже подкатила сверкающая черная «Волга», из которой высадились заведующий отделом легкой промышленности горисполкома и незнакомый Станиславу Сергеичу человек. Из подъехавшей тут же серой институтской «Волги» показался Степан Васильевич Воевода, широким жестом радушного хозяина он указал на мощные двери НИИБЫТиМа. Обозрев же на широком крыльце своего заместителя по науке и конструированию вкупе с главным инженером, немало удивился, однако виду не подал и стал подниматься по лестнице. Церемония представления состоялась на крыльце, а затем процессия солидно втянулась в вестибюль.

Мимо Станислава Сергеича, как в замедленной съемке, прошествовали вальяжный, львиноголовый Воевода, ква-дратненький, среднего роста москвич в модных очках с позолоченными дужками – чем-то он напомнил Тропотуну шимпанзе, – за ним, приотстав на полшага, горисполкомовец, сутулый, длинный, с наклоненной головой, на которой был тщательно взбит полуседой кок – ну ни дать ни взять какаду! Пронаблюдав сей зверинец, Станислав Сергеич с трудом удержался от смеха и, пропустив вперед Оршанского, замкнул процессию.

В вестибюле Воевода остановился и предложил, главным образом адресуясь к москвичу:

– Предлагаю, товарищи, пройти ко мне… Передохнем, нарзанчика из холодильника достанем – а уж потом образцы смотреть!

– Правильно, Степан Васильевич, – согласился легкопро-мышленник из горисполкома. – Жарко!