Фартовый город

– Ладно, будут тебе люди, и телега будет. Еще поглядим, какой ты решительный. На словах вы все храбрецы.

– Погляди, – усмехнулся Азвестопуло. – Завтра в полдень твои ребята должны быть повозле ростовской городской каменоломни. Смотри, не спутай с нахичеванской.

И ушел.

Иван Кухта тем временем сидел в трактире Штепы на Церковной площади и читал только что принесенную рассыльным бумагу. Там корявым почерком было написано: «Хан Иван есть дело на двадцать рублей есть табельщик в городской коменоломне мир не знает другова такова чернова человека жулик и вор не всю работу рабочим записывает нада проучить. Приходи завтра в полден покажу ево и договоримся можно част денег вперет».

В двенадцать пополудни Азвестопуло стоял у спуска в карьер. Он был одет в рабочую робу, перепачканную известкой. Грек смотрел гоголем, а руки независимо сунул в карманы. На другом краю карьера спрятались за кустом трое, при них была телега.

Подошел высоченный детина, вынул из кармана бумажку:

– Ты писал?

– Я.

– Что за нужда? По шее настучать али серьезное?

– Погоди. Скажи, это ты приходил Лыкова убить? В гостиницу, неделю назад.

Хан Иван отступил на шаг, всмотрелся в незнакомца:

– Не понял. Ты кто?

– Я за Алексея Николаевича любому горло зубами перегрызу. А тебе, гаденыш, даже с удовольствием.

– Так ты пес! – догадался бандит и полез в карман пиджака.

– Для тебя – его благородие титулярный советник Азвестопуло. Готов? Погнали на вороных!

Грек вынул из рукава нож и показал противнику. Тот извлек свой, вдвое больше.

– Ну, держись, благородие!

Бой получился скоротечным. Кухта нанес удар, целя сыщику в сердце. Тот левой рукой отбил его, а правую выбросил вперед. Бандит был чуть не на голову выше, но это не смутило Азвестопуло. Выпад – лезвие глубоко вошло в гортань. Сыщик отступил назад, пряча нож обратно в рукав.

– Х-х… – Раненый схватился руками за шею, обвел вокруг себя непонимающим взглядом. Пошатнулся и упал на колени.

Сыщик склонился к нему:

– Ну что, Иван Кухта? Сейчас душа твоя отлетит. Но ангелы за ней не явятся, уж больно она у тебя смрадная.

Хан Иван с трудом поднял на него глаза.

– Что…

– Сдохни!

Азвестопуло сапогом брезгливо ткнул бандита в грудь. Тот упал и засучил ногами. Грек махнул рукой поджидавшим стодесятникам: ко мне! И тут же резко повернулся. На спуске стоял рабочий с перепуганным лицом.

– Брысь отсюда! И помалкивай!

Мужик стремглав бросился вниз.

Подъехала телега, в нее погрузили труп, забросали соломой и быстро двинулись к меже. Азвестопуло вел себя как старший, распоряжался и принимал решения. Когда проезжали мимо Братского кладбища, Яков Бородавкин предложил бросить тело среди могил. Грек запретил и объяснил почему:

– Он двоих ваших зарезал. За это и наказан. Если сделать так, как ты говоришь, «цари» не поймут намека. А надо, чтобы поняли. Если же трупяк отыщется в Нахичевани, всем станет ясно.

Беглым понравилось, что храбрый человек не зазнается, а подробно объясняет, что и как. Процессия двинулась дальше. Но на меже за строящимися новыми скотобойнями им попался городовой.

Стодесятники растерялись. Однако Азвестопуло спокойно подошел к постовому и спросил:

– Служивый, огня не найдется?

Тот протянул коробок спичек, а сам внимательно разглядывал компанию.

– Закури мои. – Грек протянул постовому коробку дорогих папирос фабрики Асланиди.

– Ого! Богато живешь.

Двое стояли и курили, остальные сгрудились возле телеги и ждали.

– Что везете?

– Там-то? А проволоку телеграфную. Срезали двадцать саженей, хотим продать.

Городовой нахмурился, у стодесятников вытянулись лица. Азвестопуло хохотнул:

– Да шучу я, шучу. Ты чего такой серьезный? Вино там, столовое вино. Шинкарям продадим.

– А патент у них на это есть?

Грек бросил папиросу, наклонился к служивому и спросил:

– Тебе какое дело? Нахичевань ведь не твой участок?

– Ну, не мой.

– Вот тогда кури да помалкивай.

Городовой козырнул и пошел прочь вдоль Степной улицы. Телега покатила дальше. Когда отъехали саженей за сто, Добудогло уважительно произнес:

– Ну у тебя и невры!

– А ты оробел, что ли?

– Так ведь того… у нас мертвяк. Попались – что бы говорить стали?

– Запомни, брат, важную вещь: никогда никого не бойся. Никогда и никого. И тогда бояться будут тебя. Понял?

Расправа новенького с грозным Ханом Иваном произвела на стодесятников большое впечатление. Особенно их удивило, что тот заранее предупредил противника, а не напал на него внезапно.

– Зачем ты это сделал? – спросил у грека атаман.

– Из самоуважения.

– Чего-чего?

– Я себя уважаю. Могу, конечно, в спину ножик сунуть, когда это требуется для дела. Но здесь не тот случай. Хан Иван не хуже тебя или меня, он такой же фартовый. Если и заслужил смерть, то в честном бою.

Цецохо покрутил пальцем у виска и отошел. Но остальные беглые оценили ответ новенького. Его авторитет сразу вырос, и это уязвило Авцына. Сергей почувствовал, что Герасим недоволен. Жил не тужил, был вторым человеком в банде. Тут вдруг пришел невесть кто и оттер его на третьи роли.

Титулярный советник высказал свои опасения начальнику, когда они встретились у Борзенко. Лыков отнесся к его словам всерьез.