Фашисты

Кажется, получилось не очень фальшиво.

Она вернулась, снова схватила его за шиворот и заволокла в кабину. Вольский сидел на полу, поджав ноги, улыбался и смотрел на Сашу снизу вверх.

– Зачем ты меня укусил? – спросила она.

– Это от любви. Я сейчас вспоминал, как мы лежали на пляже…

– Коля, тебе надо сходить к психиатру. Дело серьёзное. Ты сделаешь это ради меня?

– Для тебя я сделаю всё.

Он представил, как надевает на неё собачий ошейник с поводком и таскает голую по квартире.

– Вот что ты улыбаешься? – спросила она устало.

– Я ведь действительно тебя люблю. Сейчас правдиво прозвучало?

– Нет.

Они выбрались из лифта. Вольский вспомнил про соседку и испугался, что она выйдет, увидит его в этом жалком виде, посмеётся и заодно расскажет Саше, как он онанировал на её кухне, а потом грозил убийством.

– Но ты и правда в беде, – сказала Саша.

Она открыла дверь и затащила его в квартиру. Он сел на пол. Из комнаты примчался Принц Альберт и стал обнюхивать плащ. Потом заскулил и умчался назад.

– Снимай с себя всё. Запах ужасный.

Вольский стащил одежду и остался в одних трусах.

– Брюки на выброс. А плащ можно отстирать, – сказала Саша, проверяя карманы.

Она достала бумажку, развернула и прочитала.

– А что за отец Прокопий?

– Понятия не имею, – сказал Вольский.

– Как это понятия не имеешь? А откуда у тебя тогда его номер телефона?

– Может, подбросили?

– Зачем? Кому это нужно?

Он сморщился и заскулил.

– Мне больно. И холодно. Я хочу в ванную. Смыть с себя гровь и крязь.

– Гровь и крязь, – повторила Саша растерянно. – Пойдём, горе моё.

Потом он сидел в ванной, а Саша поливала его из душевой лейки тёплой водой. Вольский смотрел на ручейки из грязи и крови, утекающие в сливное отверстие.

– Позвони завтра маме, она за тебя переживает.

– Какой маме?

– Что значит «какой маме»? Твоей, конечно. Не моей же.

– Если хочешь, я и твоей могу позвонить, – сказал Вольский.

– Моя мама умерла четырнадцать лет назад. Ты забыл, видимо. Или решил пошутить? Если так, то это очень глупо и жестоко.

– Я забыл, – соврал Вольский. – Хочешь, я спою тебе песенку?

– Не надо.

– Тебе понравится.

Он прочистил горло и запел:

Drüben hinterm Dorfe
steht ein Leiermann,
und mit starren Fingern
dreht er, was er kann.

– Ужасно. Замолчи.

– Я люблю тебя.

– Ты всё ещё фальшивишь, Коля. Вылезай.

Саша вытерла его, достала из шкафчика флакон перекиси и щедро полила ссадины. Они пузырились и текли розовым. Вольский тихонько постанывал.

– Иди ложись, – сказала она. – Я умоюсь и тоже приду.

Он взял её за лицо мокрыми руками, стиснул и крепко поцеловал в губы. Саша, не ответив, отшатнулась. На щеках её остались кровяные разводы.

– Мне неприятно.

– Я вижу, – ухмыльнулся Вольский и вышел.

Саша долго не приходила. Он даже подумал, что, может быть, жена повесилась на полотенцесушителе. И немного возбудился, представляя, как она елозит по полу ногами и цепляется пальцами за синее горло. Потом отвлёкся на мысли о возможных неприятностях, которые доставит ему Сашино самоубийство. Объяснение с полицией, бюрократическая возня, похороны – они обойдутся недёшево. Правда, можно кремировать, это менее затратно.

Пришла Саша и стала переодеваться. Вольский разглядывал её тело. Она погасила свет.

– Двигайся к стенке, я хочу лечь с краю, – сказала Саша.

Он отодвинулся.

– Надеюсь, получится уснуть. А завтра надо что-то решать.

– Ага, – зевнул Вольский. – Решать.

Уснул он моментально. И спал будто меньше минуты. В дверь звонили долго, настойчиво. Казалось, ещё немного, и начнут стучать. Вольский вылез из-под одеяла, натянул штаны и открыл. Пришёл полицейский, с чёрной папкой в руках.

– Вольский Николай Алексеевич?

– Допустим.

– Я ваш участковый. Моя фамилия Митрофанов. Я зайду.

Не снимая ботинки, Митрофанов прошёл на кухню. На полу остались коричневатые нечёткие следы.

– Вы, кажется, где-то наступили в говно, – сказал Вольский.

– Так и есть, – согласился участковый. – По пути к вам я поскользнулся на говне и чуть не упал.

Вольский посмотрел в окно. По улице шла похоронная процессия. Впереди несли гроб, обшитый красной тканью. Покойником был светловолосый юноша с длинными тонкими руками, сложенными на груди.

– Чистый ангел, – сказал Вольский восхищённо.

Митрофанов коротко зевнул.

– Ко мне обратилась ваша соседка Тамара Васильевна Зуева. Пока неофициально. Попросила объяснить вам, что нехорошо приходить домой к людям и дрочить у них на кухне.

– А вы тот самый Митрофанов, в которого она тайно влюблена? Кстати, вы знаете, что она ненавидит ваших детей? Она даже хотела отравить их крысиным ядом.

– Заткнись, – сказал участковый. – Я тебе хуй оторву.

Вольский проводил взглядом похоронную процессию.

– Прямо сейчас?

– Нет. Я не захватил перчатки. А делать это голыми руками я не собираюсь. Но если ты ещё раз…

– Погодите, – перебил Вольский. – Как ваши имя-отчество?

– Леонид Александрович.

– То есть наши отцы были тёзками?

– Ты же Алексеевич. А я Александрович.

Митрофанов приблизился.

– Хватит! Не заговаривай мне зубы, извращенец.