Фашисты

Потом он представил себя в гробу, Сашу в трауре, рыдающую маму и тихонько заплакал. Кажется, Саша тоже плакала. Он не видел, не было сил открыть глаза.

Минут через сорок боль отступила. Вольский осторожно сел. Саша обняла его. В этот момент в дверь длинно и недружелюбно позвонили.

— Ложись, я открою, — сказала Саша.

Вошёл врач, толстый, розовощёкий парень лет тридцати. Обувь снимать не стал. Поставил на кровать чемоданчик и спросил:

— Что принимали?

— Ничего не принимал.

— Когда пили последний раз?

— Я непьющий.

— Доктор, руки можно помыть в ванной, — вмешалась Саша.

— Минуточку. Лягте и покажите мне ваш живот.

Вольский лёг и вытянул руки по швам.

— Покажите, где болит.

Он показал. Врач потрогал холодными пальцами. Потом надавил и постучал.

— Больно?

— Нет, — сказал Вольский.

— А так?

И сильно ткнул указательным пальцем, как шилом. Вольскому стало неприятно.

— И так.

— Сейчас сильно болит? — спросил врач, сдерживая зевок.

— Почти не болит. Проходит уже.

— Вот как?

— Да.

— Это замечательно. Это прекрасно.

Врач подхватил чемоданчик.

— Погодите, — сказала Саша. — Вы куда?

— Так не болит же. Если заболит, звоните. Приедем.

И вышел.

— Что это было? — спросила Саша.

Вольский пожал плечами.

— Ладно. Прошло же.

— Но как так можно? Коль…

— Санечка, ты как будто вчера родилась.

— Сволочи, какие же сволочи!

— А ты замечала, что если в слове «врач» заменить одну букву, то получится «враг»? — спросил Вольский.

Саша невесело усмехнулась.

— Понадобятся деньги — я продам украшения.

— Брось. Даже не думай.

— И медаль.

Когда–то она выиграла серебро на юношеском чемпионате Европы. Потом получила травму. И ушла из спорта.

— Всё будет хорошо, — сказал Вольский.

И сам к себе прислушался. Не слишком ли фальшиво прозвучало.

Он спал без снов. Снова не слышал, как Саша ушла на работу. Записку она оставила на своей подушке:

«Коля, милый. Мне очень тревожно. Если сможешь, сходи и сделай УЗИ. Поищи в интернете, какие есть клиники поблизости. Читай отзывы. И будь на связи. Люблю тебя. Твоя Саша».

Вместо завтрака он выпил стакан воды и начал собираться. Голос молчал. И бок не болел. Вольский хотел успеть попасть в ПНД до того, как случится новый приступ. Он оделся, вызвал такси и вышел из квартиры. У лифта стояла соседка, поддающая женщина лет сорока по имени Тамара. Кажется, и сейчас она была слегка под мухой.

— Николай, ночью к вам скорая приезжала? — спросила Тамара, щурясь.

— А вы не заметили, в какую квартиру врач зашёл? — ответил Вольский.

— Так в вашу и зашёл. Я видела в глазок.

— Ну, а чего тогда спрашиваете?

Соседка обиженно засопела. Лязгая, приползла кабина лифта и со скрипом раскрыла двери.

— Извините, — сказал Вольский.

— Да ничего, — пожала плечами Тамара.

— У меня сердце прихватило ночью.

— Ой, божечки. Вот и у меня в груди третий день давит. На погоду, может?

— Вероятно.

Они спустились.

— Николай, а вы не знаете, что это слово означает? — спросила Тамара, показывая на объявления.

— Любовь.

— Нет никакой любви, — ответила она и стала их сдирать.

Вольский вышел из парадной. Такси ожидало. Он открыл дверь. В этот момент опять неизвестно откуда раздался крик:

— Живодёр вышел, живодёр! Куда это ты собрался? Я слежу за тобой, слежу!

Он ввалился в салон и захлопнул дверь. За рулём сидел смуглый подросток.

— Радио не мешает? — спросил он ломким голосом.

— А сколько вам лет?

— Начинается, — вздохнул таксист и дал по газам.

Из магнитолы звучала восточная песня. Подросток слегка раскачивался, будто кобра под дудочку факира, и закладывал крутые виражи. Вольского мотало по всему сиденью. Кое–как он написал Саше сообщение: «Поехал обследоваться. Люблю тебя».

— В моей машине человек умер, — сказал таксист. — Неделю назад. Врачи сказали, у него сердце взорвалось.

Вольский промолчал. Его мутило.

— От большой любви сердца взрываются, брат, — продолжал таксист. — Только от большой любви.

Он остановился у входа в ПНД. Повертел головой.

— Это что, психическая больница?

— Да, — сказал Вольский и вылез из машины.

В регистратуре была большая очередь. Люди выглядели обычно, никто не лаял, не кукарекал и не пытался помочиться на соседа. Вольский вспомнил вчерашний поход в поликлинику и подумал:

«Просто тут лечат, а там нет».

Он простоял не меньше получаса и, когда подошла его очередь, чувствовал сильное раздражение. Не здороваясь, Вольский протянул направление.

— Что это? — спросила регистратор.

— Это направление к доктору Кузнецову, — сказал он. — Вы разве не видите?

— Читайте.

Она вернула листок. Вольский увидел номер телефона и чуть ниже имя — «отец Прокопий».

«Решит, я псих», — подумал он.

— Это не то.

— Я вижу.

Вольский отыскал направление и взял талончик. Нужный кабинет находился на втором этаже. У двери сидел толстенький лысый мужчина с куцей бородкой в виде эспаньолки и жадно нюхал правую руку.

«Ну вот, началось», — подумал Вольский, садясь рядом.

— Вы к Кузнецову? — спросил он.

Мужчина опустил руку и сказал испуганным голосом:

— Мы проиграли войну.