Фашисты

Стараясь держаться легко, Вольский вышел в прихожую и достал из кармана плаща смартфон. Звонила мама.

— Сынок, как у тебя дела? Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, мама. А ты?

— И у меня хорошо. Ну, то есть…

— Что такое?

— Помнишь соседку, Ирину Павловну? Она живёт в соседней квартире.

— Смутно. Она умерла?

— Нет, она не умерла. Она сошла с ума. И напи́сала мне на дверь.

— Почему ты думаешь на неё?

— Есть свидетели. Вера Петровна видела.

— Ты ей веришь?

— А зачем ей врать?

— Не знаю. Но, может, это она как раз написала тебе на дверь?

«Господи, что я говорю! О чём я говорю?!» — подумал Вольский.

— Коля, суп остынет, — позвала Саша.

— Мама, извини, я обедаю. Давай созвонимся попозже.

— Хорошо, милый. Завтра. Я сейчас буду смотреть сериалы. Кушай. Люблю тебя, Костя.

— И я тебя люблю, мама, — сказал Вольский. — Что? Как ты сказала?

Но мама уже отключилась. Он вернулся на кухню.

— Всё хорошо? — спросила Саша.

— Да. Это была мама. И она тоже назвала меня Костей.

— Садись есть.

Вольский осторожно сел. Бок болел слабо.

«Убивать», — пробормотал голос в голове.

И умолк.

— Я был в школе, — сказал Вольский. — Недалеко тут. Вроде бы им требуется учитель русского языка и литературы. Там учительница в декрет собралась. Я, наверное, её заменю.

— Ну, смотри сам, — сказала Саша. — А то я испугалась, что ты пошёл грузчиком устраиваться. Не дай бог опять прихватит.

— Бок прошёл.

— Но выяснить, почему он болел, всё–таки надо. Сходи в частную клинику, сделай нормальное УЗИ.

— Завтра.

— Правда?

— Конечно.

Вечером он записал в дневнике: «День безумный. Приступ, голос, поликлиника, психи. Надо бы подробно описать, да сил уже нет. Но, кажется, дело пошло на поправку. Посмотрим. Приходится врать Саше. Скажу правду — она будет волноваться».

Потом залез в постель и обнял её. Они недолго целовались. Потом она спустилась вниз. Вольский кончил быстро и бурно, с подвыванием и хныканьем.

— Вот теперь я вижу, что ты был не у бабы, — сказала Саша и ушла в ванную мыть руки и полоскать рот.

Ночью Вольскому приснилось, что он большая волосатая обезьяна, причём синего цвета. Он весело мчал сквозь джунгли, прыгая с ветки на ветку, цеплялся за лианы длинными ручищами. От этого захватывало дух. Потом очутился на краю обрыва и, не задерживаясь, сиганул в море. Вода была прозрачная, тёплая. Он купался и смеялся. Его переполняло чувство счастья.

«Пусть я дикая горилла, это даже лучше, чем человек», — подумал Вольский.

Затем вода почернела. Из глубины выплыла гигантская акула и вцепилась своими острыми зубами ему в бок. Вольский заскулил и проснулся. Он лежал в кромешной темноте, на краю постели, свернувшись калачиком. Боль снова была невыносимая. И на этот раз напоминала сильнейший укус.

«Хайль Гитлер», — сказал голос бодро.

Саша тихонько сопела. Вольский слез на пол и на четвереньках покинул комнату. Он заполз в ванную, задвинул слабой рукой шпингалет и включил воду, чтобы замаскировать стоны, сдерживать которые было уже невозможно.

Голос пел:

Ein Heller und ein Batzen
Die waren beide mein, ja mein
Der Heller ward zu Wasser
Der Batzen ward zu Wein, ja Wein
Der Heller ward zu Wasser
Der Batzen ward zu Wein
Heidi heido heida
Heidi heido heida
Heidi heido heida, ha ha ha ha ha ha ha
Heidi heido heida
Heidi heido heida
Heidi heido heida.

Вольский лежал на полу и мелко трясся. На него летели холодные брызги. Он скоблил ногтями пол и тихонько скулил. Заметил под ванной Сашины трусики, свёрнутые в комочек.

«Положи на лицо, легче станет».

Он вдруг понял, что нужно делать. Держась за край ванны, Вольский поднялся и открыл шкафчик. Станок «Жиллет» лежал с краю. Он схватил его и несколько раз крепко чиркнул по запястью. Ощущение было такое, будто его поцарапал маленький, слабый котёнок.

В дверь постучали.

— Я занят, — отозвался Вольский.

— Коля, немедленно открой! Что ты там делаешь?

Он открыл. У Саши было сонное, припухшее лицо. Очень милое. Она сразу всё поняла.

— В кровать, живо! Я вызываю скорую.

«Бей её, по почкам бей! Как мусора!»

Вольский зашёл в комнату и повалился на кровать. Саша ходила из угла в угол и кричала в смартфон:

— Нет, это не аппендицит. Да, я не врач. Температуры, кажется, нет. Зачем вы это всё спрашиваете? Пришлите врача уже. Человеку плохо. Он кричит от боли!

— Я не кричу, — выдавил Вольский.

И тут же застонал. Боль стала другой, щекочущей, словно в животе бегали муравьи.

— Вы слышите? Слышите?

Она села рядом и положила ладошку Вольскому на лоб.

— Сейчас приедут. Ты холодный. Коль, почему ты не сказал, что ничего не прошло?

— Не хотел расстраивать.

— А сейчас я радуюсь, что ли?

Он вцепился зубами в уголок одеяла. Саша гладила его по голове и лицу. Руки у неё были тёплые и мягкие.

— Коля, если ты умрёшь, я отравлюсь. Я не смогу без тебя жить.

Вольский выплюнул одеяло изо рта и простонал:

— Ну, что ты такое говоришь?!