«Как мних, вошедший в полночь в келью…»
Как мних, вошедший в полночь в келью,Поклоны бьет, раскрыв свой складеньИ горько каясь пред постелью,Во всех грехах, свершенных за день, —Так я, мятежный и виновный,В полночный час молю смиренноПростить мне умысел греховныйПроникнуть в таинства Вселенной…Я к небу шел тропой крутоюИ постучался у преддверья,Где тайной веяло святою,Как в храме после повечерья.Никто не слышит! Звать — бесцельно…И в этот час, полна тревоги,Моя душа скорбит смертельноИ знает: дальше нет дороги.Несу на теле след увечий…Мне не по силам жизни бремя:И гаснуть где-то мысли-свечи,И где-то умирает Время…Мечта
Qu’est ce que l’imagination sinon la memoire de сe quo ne s’est encore produit.
J. Green
Из всех рабов земных лишь людям, только нам,Неведомой Судьбой иной удел дарован:Невольникам открыть свободный путь к мечтам —Туда, где мы вольны, где дух ничем не скован…Весь мир всецело наш! На краткий срок мы там,Где в грезах радостных наш разум зачарованПредчувствием того, что ближе с каждым днемИ памятью о том, чего мы смутно ждем…«Ты мне сказала: — Я люблю…»*
Ты мне сказала: — «Я люблюОдно лишь в жизни многогранной:Живую жизнь!» И я скорблю,Что отдал все мечте туманной.Скорблю, что шел стезей слепца,Что сердце жить и ждать усталоИ что до близкого концаЕму осталось жить так мало…А ты — как молния, ушла…И, как замедленные вздохи,В душе, где нарастает мгла,Проходят поздние сполохи…«Как алый шар исполинский…»
Как алый шар исполинский,Спускается солнце за тучи,И красный парус латинскийПолощет тихо по ветру…Ложатся длинные тениНа черные горные кручи,Далекие окна селений,Сады и белые виллы.И разум вновь легковернейИ верить тому, что желанно:В таинственной дымке вечернейТаятся древние зовы…И сердце робкое радоВсему, что так мнимо и странно,И шепчет: «Не надо, не надо,Чтоб солнце завтра вернулось»…Леонора[2]