Фатум

Маша молчала, серьезно глядя на парня. Он был в чем-то прав. Но правда была не их, а его. Он хотел отгородить себя от этого путешествия, и он это делал. Не хотел он никуда лезть и никого спасать. И передатчики эти. Да он рад, что их у него сперли. Видимо и не сильно-то дрался за них, раз девушка ничего и не заметила.

Маша посмотрела на телефон и нажала кнопку вызова, так и не сказав больше ничего Виктору. Тот опять лишь зло махнул рукой, а сквозь зубы еле слышно прошептал:

— Дура.

— Игорь, — девушка неотрывно смотрел на спину отвернувшегося от нее парня. — Мы едем с тобой… Я точно… Когда и где?… Ага… Да запомнила… Наберу если что… Да, до встречи. Снаряжение?… Да, потом, на месте. Пока.

— Дура! — уже в полный голос сказал Виктор.

Маша сделала вид, что не услышала этих слов.

— Ну и зачем тебе это? — парень, не оборачиваясь, обратился к девушке. — Хочешь спасти этот мир? Ты же сказала, тогда в метро, что этот Игорь всех спасет. Так пускай и идет, спасает. Нам зачем туда лезть? — Он все же развернулся и в упор посмотрел на Машу, которая всем видом показывала решительность исполнения своих намерений.

— Вить? — вкрадчиво сказала она. — А, Вить? — сделала паузу. — Это ведь я его потащила через те катакомбы.

— Не ты! — отрицательно замотал головой парень. — Свет там какой-то.

— Но вела же я, — спокойно парировала Маша. — Ты пойми. Если весь мир загнется через тысячу лет, мне будет по сути все равно. Я этого не увижу. Но если, кто-то погибнет из-за меня сейчас, я так не смогу жить. Понимаешь?

— Да черт с ним. Если ему дома не садиться, пусть идет себе шею сам свернет. Ты что ли в ответе теперь за него?

— Выходит, что так. Я не смогу спокойно жить, зная, что мы могли ему помочь, или даже спасти, если бы была такая необходимость. Я не могу принять наше бездействие именно в этом вопросе.

— Да послушай ты меня! — Виктор не выдержал и сильно схватил Машу за плечи, которые недавно нежно целовал. — Он нам никто! Ни тебе, ни мне! Чужой! Понимаешь?!

— Да, — Девушка вырвалась из рук парня, оставив на белых плечах красные отпечатки его пальцев. — Чужой нам, всему миру чужой. И лезет, даже если не спасти его, то хотя бы попробовать. А мы поджали хвосты и трясемся, как мыши, перед светом, боясь носа показать из своего темного захламленного угла.

Виктор хотел что-то сказать еще, но Маша остановила его жестом.

— Вить, — медленно продолжила она. — Я тебя люблю. Но пойти наперекор своей совести не могу. Если ты не пойдешь с нами, я тебя пойму и прощу. Но за себя я уже все решила.

Парень лишь сокрушенно покачал головой. Для него все тоже уже было ясно. Что бы он ни делал, как бы ни старался отодвинуть эту опасность от себя и Маши, и выбрать другой путь. За него вновь все решили, не спросив его мнения. Точнее не интересуясь его мнением вовсе. Кто он? Человек?

— А вдруг на вас нападут там? — увядшим голосом спросил Виктор.

— Вдвоем легче отбиться, чем одному. Вдруг на него там нападут?

— Маш. Не делай так, пожалуйста, — Виктор чуть не плакал. — Не надо.

— Вить. Это мой выбор. Понимаешь? Я решилась. А ты? Ты что-нибудь решил для себя?

— Да кто меня вообще спрашивает. Чертов Игорь! — парень стоял, переминаясь с ноги на ногу, не в силах выдавить из себя ответ. — Не отпущу я тебя никуда, — сказал он, помедлив, подошел к ней в плотную, обнял, готовую было отстраниться девушку. — Одну никуда не отпущу, — и уже злее добавил. — Поняла?

36. Бес

Петляние дороги угадывалось лишь благодаря мельканию в темноте светоотражателей на направляющих столбиках. Дождь бил по лобовому стеклу, успевая смазать изображение быстрее, чем двигались дворники. Встать бы, остановиться. Переждать не погоду. Да куда уж там. Лишний рубль в кармане, он, как говориться, не лишний… Да и погода. Ездили и в такую и в еще более плохую.

Старенькая фура прочерчивала ночь тусклым светом фар. Трасса была пустая. Редкие встречные сбавляли ход и брали чуть правее, оберегая себя в такую непогоду. Да и водитель фуры не гнал, так же аккуратно объезжая встречные машины. Если б не дождь, зарядивший с самого утра, то денек был бы весьма приятный. Начало августа, суббота. Гуляй не хочу. Наслаждайся жизнью. Но, увы, погода решила иначе.

Колонки в кабине фуры хрипели шансоном вперемежку с песнями восьмидесятых и девяностых. Ретро шлягер. Что-то до боли заунывное, но бесконечно душевное и родное. Хочешь, не хочешь, но если сам родом из тех лет то, что не песня, то ностальгия, воспоминание какое-то. Вот под эту пеню заканчивал школу. Под эту шел в армию. Под сопли этой песни целовала жена, когда вернулся с Афгана. Каждая нота была прожита. Каждое воспоминание отдавало теплом. А вот этот блатничек. Как его исполнял друг, который не вернулся с войны, отнимающей жизни и не дающей надежды. Жизнь длиною в песню, или песня, которая длится всю жизнь.