Фатум. Самые темные века

Решение пришло неожиданно, словно кто-то подсказал его из самого потаенного уголка души. Сначала он ужаснулся одной лишь мысли о том, что предстояло совершить. Но чем больше думал о ней, преклонив колени на холодном полу, тем очевиднее становилось, что это – единственный выход и никакого другого у него нет. Слишком много было вокруг недоброжелателей, которые спят и видят, как низвергнуть Гектора и самим занять жреческий престол. Нет, тут надо действовать жестко, и даже из беды можно извлечь немалую выгоду.

Гектор поднялся на ноги и, смерив статую тяжелым взглядом, зашагал к выходу. Он не видел, как в небе за окном вспыхнул яркий огонек – ночь заканчивалась, и звезда наконец заняла свое законное место на хрустальном своде небес.

* * *

К полудню на площади собралась огромная толпа. Вместо ярмарочных рядов на ней появился наспех сколоченный помост, вокруг которого двойным кольцом выстроилась храмовая стража. Трубил рог, а жрецы зычными голосами скликали людей посмотреть на то, как будут казнить ведьму, но в этом не было никакой нужды – все, от мала до велика, и так что есть сил норовили протиснуться к Храму. В воздухе висел многоголосый гул: не может быть, сама леди Анна предала Венец и веру? Уж если супруга иерофанта впала в ересь, то чего ожидать от других жриц? Одни призывали немедленно казнить каждую женщину, облаченную в священные одежды; другие утверждали, что давно подозревали черноволосую бестию в распутных связях с нечистью. Гектор понял, что больше тянуть нельзя и если сейчас люди не получат то, ради чего бросили свои дела, то вспыхнет паника и пойдет самосуд. Он подал знак, и на помост под дружный рев толпы вывели обвиняемую.

Анна и в самом деле походила на ведьму из страшных сказок. За неделю, проведенную в камере, она исхудала так, что и без того большой живот стал заметен еще сильнее. Длинная грива растрепалась на ветру, грязные локоны подобно щупальцам осьминога ползли по груди, едва прикрытой грубым рубищем. Бледную кожу с нездоровой синевой покрывали следы побоев – некоторые были совсем свежими, дабы подчеркнуть непререкаемую ненависть Венца к тем, кто отверг истинный путь. Женщина не мигая смотрела в пространство мутными глазами, с уголка ее рта на помост капала слюна. Перед тем как вывести заключенную к людям, Гектор дал строгий наказ опоить ее дурманом, чтобы бывшая жрица не начала выбалтывать его секреты перед всем городом.

Он взошел по ступеням и встал рядом с ней – высокий, стройный, облаченный в белые как саван одежды. Увидев, что иерофант приветственно воздел руку, толпа ответила ликующими возгласами и на помост полетели венки из полевых цветов, оставшиеся от праздничного убранства. Еще один повелительный жест – и люди смолкли, приготовившись внимать верховному жрецу.

– Мои возлюбленные дети! Сегодня я призвал вас, чтобы сообщить горькую весть. Святыня Равноденствия, праздника света и жизни, осквернена худшим из всех смертных грехов – блудной ересью, навлекшей позор на наш город.

По толпе прокатился глухой ропот. Гектор продолжал:

– Светоносец наказал мне заботиться о вас так, как отец заботится о своем потомстве. Лишившись счастья отцовства, я обрел стократ больше – семью, частью которой стал каждый из вас! Но горе мне и горе всем вам, ибо как встарь не Отец, но Мать стала источником скверны. Моя жена, леди Анна, не выдержала муки бездетства и спуталась с мерзкими демонами, явившимися из самых черных глубин земли. Смотрите, как гордо она носит их семя!

Гектор указал рукой на дрожащую от холода Анну, в животе которой толкался огромный плод, словно стремясь прорвать стенки утробы и поскорее явиться на свет. Люди взвыли, со всех сторон в женщину полетели проклятья.

– Вот он, мой позор! Разве достоин возглавлять Венец тот, чья жена блудит с нечистью за его спиной? Отвечайте мне, жители Авестана!

Вопли стихли, и даже самые ярые крикуны стыдливо потупили взгляд, не в силах резко осудить Всеотца. В наступившей тишине хриплый голос Гектора зазвучал с новой силой.

– Я грешен в своей слепоте, мои дорогие чада. Если Податель Света поразит меня своим огнем – я воздам ему хвалу за то, что милостью своей он избавит землю от еще одного заблудшего сына. Но не только бог, но и сам человек может очистить свою душу.

Гектор извлек из-за пазухи серебряный серп, лезвие которого казалось черным из-за внезапно опустившихся на город туч. Накрапывал мелкий, холодный дождь, грозящий в любую минуту перерасти в грозу. Люди удивленно задирали головы и боязливо ежились, на всякий случай осеняя себя знаком звезды.

– Ты сознаешься в своем преступлении, блудница? – спросил Гектор, чувствуя, как к горлу подступает ледяной ком. Анна не ответила: она смотрела словно сквозь него и лишь сильнее прижимала руки к животу. Когда по условному знаку иерофанта с нее содрали рубище, женщина протестующие замычала и сгорбилась, бессознательно стараясь сохранить тепло. Жрец почувствовал, как мир плывет перед глазами, – ему вдруг сделалось невероятно страшно, и серп едва не выскользнул из мигом вспотевших рук.