Фатум. Самые темные века

А когда он проснулся, пожар уже пронесся по Высочайшей Накатте – всей целиком, кроме разве Темного города. На сто тысяч душ он остался одним из семи, у кого еще водилось масло.

И семь обезьянок резвились среди пузатых амфор.

Конечно, он так и не продал ковер. Куда там! Квадим просто не мог этого сделать. Пока есть дом, какое-никакое дело – он может пить, иногда жрать от пуза и шляться из борделя в кабак и обратно. Как только он лишится крова – все. Соседи же его и прикончат. Не все они: напротив вон вдова с выводком, а через дом ткач. Нет, далеко не все. А вот рыбак точно.

Прошла горсть дней. По правде, Квадим не знал, сколько, не до того было. Масло, его следовало сбыть! И не большой партией. По кувшину, по два. Узнай кто, что в бедняцкой хибаре хранятся пять пузатых амфор, его убьют за проклятущее масло, как раньше убивали за золото или браслет с самоцветами.

А потом он отыскал кастора Па́рнесса, покуда верзилы сами не явились выколачивать деньги.

– После пожара каждое доброе сердце рыдает! – заверил чиновника Квадим. Когда нужно, он быстро вспоминал цветистые речи земляков. – Поистине настали черные дни! Но даже бедняк из бедняков видит: мудрость кастора сияет, точно алмаз. Одно ваше появление прогоняет мрак, как дыхание весны изгоняет тучи сезона дождей.

Он говорил, а между тем доставал монеты: считал и складывал в столбики, считал и складывал.

– И пусть мы влезли в долги… Нижайше просим принять…

Семьсот пятьдесят ставров, он нарочно накинул больше – и твердил, что это деньги всей улицы. «Теперь это мой дом, только мой!» – думал он, возвращаясь и в уме подсчитывая, что у него осталось.

Квадим еще не знал, что за него уже все решили. Догадался лишь когда переступил порог – и запнулся о коврик.

Сколько дней прошло? Не пора ли отдавать реликвию?

«Не пора», – понял падальщик. Бледный Тип устроил пожар и погубил тысячи – только чтобы он заработал горсть монет. Сортор, Петрас… Какая глупость, сейчас он даже хотел, чтобы они чего-то требовали, угрожали ему. Да только нет. Если бы! Теперь оба мечтают, чтобы бесы убавили под котлом жару.

По спине его пробежал холодок.

Чего ты хочешь, демон? Квадим с тоской вспомнил домики с плоскими крышами и дымки от летних очагов. Каналы, рисовые поля и плантации. Боги, в какую же дрянь он ввязался!

Ну а чего еще он ждал? Он – болезнь. Он – чума, слякоть под ногами. Он принадлежит помойке.

Но все же Квадим прикрыл дверь и бухнулся на колени, разглядывая в полутьме вышивку. Одна из обезьянок подавала ряженой товарке колодезной воды.

Яйца Шеххана! Будь он проклят, если что-то понял!

Впрочем, обезьянкам Квадим верил. Если чего подсказывают – это стоит сделать. Он долго бродил от колодца к колодцу, целый день бесцельно слонялся по городу, но в конце концов демон его все равно обхитрил.

Не колодец.

Сперва он завидел рыжего жеребца, в золотой сбруе, а на стройных ногах, над бабками, позванивали браслеты с бубенцами. Это ж надо: нацепить браслеты на коня!.. Но в следующий миг Квадим забыл и о причудах богачей, и о лошади. Торговец одну за другой подносил на пробу патрикию чаши вина. Неужто демон хочет этого? Да его же зарубят! Вот прямо здесь, на месте.

И все же он пихнул купца и подал кружку простой воды из колодца.

Долгие два вздоха они смотрели друг на друга, патрикий и последний из бедняков.

По правде, он вовсе не выглядел значительно, этот вельможа. Весь скрюченный, сгорбленный, одним словом, недомерок. Но глаза выдавали ум – а Квадим знал, недомерки бредят философской чушью.

– Ха! – сказал патрикий.

И еще сказал:

– Ты знаешь, тебя убьют прежде, чем успеешь крикнуть.

«Берегись!» – взвился в голове вой. Квадим и сам знал, что тут бы поосторожней. «Уж лучше выдать себя за дурака», – подумал он.

– Означенская вода есть то, что пьют люди, – с ужасным гортанным выговором сказал падальщик. – Мы в земле Царя Царей являем простейшего. Мой бог сказал: поднеси воду вместо вина вельможному, дабы лучшие люди помнили, что был пожар, и боль, и погубить.

Через два дня он сидел в одном из дворцов-крепостей Накатты, где поднимали лапы мраморные львы, а бронзовые статуи соседствовали с пирующими. Он притащил на пир гроб, таскался с ним по доброй дюжине залов, погромыхивал досками и не забывал набивать живот.

– Я суть сплошное удивлялся, – возглашал он. – Пир в дни чумы. Пир за пожаром! Продажные князья Царя Царей. Они такие. Но высочельная Накатта!..

Он ловил смешки – и жаждал, чтоб над ним смеялись. Еще горсть недель. Каждый дар демона менял его жизнь так круто, только успевай перевести дух. Теперь он жил в новом доме у тупика Ина́роса. Целый бесов дом! Четыре комнаты. Все – в дар от покровителя за развлечение.

Так странно: нищий, он ни о чем не думал, кроме насущных дел. Напиться. Подмазать чиновника. Он перестал быть подонком, да только все его мечты кончились.