Фатум. Самые темные века

Даже когда повторные ходы кончились, зеваки не угомонились. Падальщик со злостью сжал в кулаке палочки. Вот так, да? Еще посмотрим, кому улыбнутся боги. Он бросил и тоже получил два хода.

Зрители подняли вой, а Квадим наклонился к доске и шевелил губами: «Шаг… Три… Пять… А этой фигуркой?» Ветер принес запах рыбы, жаренной с зеленью и маслом оливы. Нищий потянул носом воздух – и увидел в толпе большие глаза под лысым черепом. Носа нет: так, пара морщин между двух дырок. Бледный Тип кивнул и двинул безволосыми бровями.

Квадим еще сильней сжал палочки. Бросил не глядя.

«Шаг… Два…»

– Так что, давно ты в Высоком городе? – спросил земляк.

Азмир не жульничал, нет, – за то и стал любимцем ротозеев. Но отвлечь игрока беседой – разве ж это обман? «Два. Три. Четыре». Нет, этой фигуркой никуда не придешь. Квадим проворчал нечто невразумительное.

– Ты насмотрелся на мертвецов, – вдруг перешел на родной язык Азмир. – Внешность обманчива, дорогой брат. Ты пахнешь подонком, но это оттого, что ты обнял смерть, – он так и сказал, айха́нн иль-мау́т, и падальщик на миг отвлекся.

– Что за чушь?

«НЕТ! Нет. Нет. Нет. Нет!» – зашелся в голове голос. Квадим надеялся, что вой стих, но за первым последовал второй, третий, а после началось:

«Не слушай его. Не ходи этой. Не слушай! Священное имя – это часть души! Пять шагов в Дом Жизни. Не…»

Квадим отдернул пальцы.

Он сделал, как говорил голос, – только чтобы тот смолк. Но тот не смолк. От жареной рыбы остался запах гари, падальщик слышал, как скребут по камню ногти.

– Ты видел смерть близких. Или бойню… – Азмир пожал плечами и сходил. Зеваки напирали, Квадим чуял исходящий от них запах пота и вина. – Да, бойню. Ты крепкий, здоровый мужик. Такие, как ты, просто так не спиваются. В смуту воевал?

Падальщик не ответил. Сквозь вой в голове он пытался расслышать собственные мысли: «Шаг, два, три… нет. А здесь?»

– За колдунов или против? – продолжал Азмир. – Но о чем это я? Так и так ты видел, как их режут, жгут… что там еще придумали в Царстве?

Проклятье! Он хотел сыграть в Тени, потому что это про душу и Рай. Про то, как улизнуть от всех духов и демонов.

– Заткнись! – рявкнул Квадим.

Земляк засмеялся, и кожа поползла с его лица, падальщик увидел, что это не игрок сидит перед ним, а тот… этот… Длинные белые пальцы ласкали фигурку. Глаза у него были сплошь темные: ни зрачков, ни радужки – черные бельма под белесыми веками.

Лавка, на которой сидел Квадим, как будто утратила твердость.

Он снова сделал ход, как шептали голоса.

Шесть из семи душ уже попали в Рай. Падальщик вздрогнул, когда Азмир через стол швырнул палочки, и те застучали, как кости. Зеваки притопывали, то и дело Квадим слышал одно слово, его повторяли на все лады.

Что это, его кличут по имени? Откуда им знать? Бесы, нет же! Зеваки взывали к деве скорби и неудачи.

– Кав-ди-на! Кав-ди-на! – слышалось со всех сторон.

Что же, он встречался с девой. Как-то раз он утащил мошну у пьяной братии, а те оказались матросами. Нашли его, вынюхали, подстерегли у дома – и избили до полусмерти. Еще было – он подхватил у шлюхи черную хворь. Пожалуй, только крысы разносят поветрия быстрее. Да, он встречался с девой. Они что, думают, он струсит?

Квадим бросил палочки и зажмурился, увидев две белые.

Он долго ждал. Открыл глаза. А зрители стояли в гробовом молчании, словно каждый боялся первым подать голос и пошевелиться. Все красные. Пять. Что-то случилось. Перевернулись кости, что ли? Вот так взяли и… Он же сам видел!

Квадим тряс головой, словно так можно избавиться от воя, от хохота и блеянья.

– Ну ходи же! – Азмир согнулся в легком поклоне. – Из Дома Плача и без задержек, прямо в Рай.

И он сходил.

– Мы не назвали ставок, брат, – сказал игрок. – Выходит, ты выиграл все, что на столе. Здесь сотня ставров – или что-то вроде.

Он говорил с надрывом, будто актер в Лойросе. Зарабатывал любовь толпы. Квадиму было все равно. Даже когда он выиграл, вой не утих. Молча он подгреб к себе груду меди, серебро – и в три приема ссыпал за пазуху. Пахло кровью и мертвечиной. Он запустил пальцы в волосы, точно надеясь добраться до злобного голоса внутри черепа.

Никакой радости от выигрыша. По правде, чувствовал он себя – как кусок дерьма.

Ведь он же не всегда был подонком! Детство. Жаркий полдень и домики среди полей. Удочка на плече: пора бы раздобыть что-нибудь матери на ужин.

Он отогнал воспоминания прочь. От них лишь становилось больно.

Шагая прочь меж мертвецами, меж черными козлами со скорпионьими жалами и людьми с головами жуков, он думал, как ему найти дорогу к дому.

Квадим очнулся от запаха блевотины.

Он лежал в развалинах старого дома на западной окраине. Солнце позолотило изъеденную дождями кладку. Через пролом в стене виднелись белые домики, сбегавшие с холмов к полям, канавкам и изгородям, – а совсем далеко, за ними, проступали желтые воды озера Эвбе́ны.

Сперва он потряс головой. Это ж надо столько выпить, чтобы его сюда занесло.

Дерьмо!