Фатум. Самые темные века

Да не одна же – дюжина фигур! Безволосый череп, тонкая, как пергамент, кожа, бледные веки. Глаза у всех были закрыты, но все смотрели прямо на него – и двоились, троились, расплывались, как пустынные бесы.

Качнувшись, Квадим навалился на дверь грудью и вывалился в ночь.

Хвала всем богам: что Царства, что местным – тени его не преследовали.

После чада и духоты у него закружилась голова от свежего воздуха. Квадим долго брел, не разбирая дороги, а потом по стеночке опустился на еще теплую землю, привалился к ветхому забору.

Ветер с моря шевелил его одежду и волосы.

Гул голосов. В сотне-другой локтей кто-то нещадно терзал струны. Квадим поднял мутный взгляд и лишь теперь осознал, куда его занесло.

Старинная колоннада давала убежище разносчикам еды и жрицам любви. Из подворотни виднелся угол серого здания и широкие ступени из покосившихся плит. Ло́йрос, театр в Темном городе. Просторная улица едва вмещала всех, кто на ночь глядя искал увеселений.

Квадим вжался в тень у основания забора.

Не тут-то было. Сперва свет загородила женщина, а за нею появился громила с бычьей шеей.

– Вот. Это он! Все он!

Что это? Он ничего не делал! Впрочем, падальщик смутно помнил, как сюда добрел, и сколько уже сидит здесь. Неужели…

Пронзительный голос рассеял остатки пьяной дремы:

– Вонючий козел! Ты посмотри на себя. Весь в грязи, а пахнешь точно свинья в хлеву. И ты свалился прямо на клиента!

– Клиента, – невнятно пробормотал Квадим.

– Это он, он спугнул Зено́ба! – запричитала шлюха, и охранник вторил за ней:

– Давай, проваливай, мужик. Слышь, чего говорю?

– А это общий двор, – хрипло заспорил падальщик. – Сижу, где хочу…

На миг верзила повернулся, так что луна высветила его лицо. Глаза у него были холодными и безучастными, как у рыбы. Убьет и не моргнет. Квадим вздрогнул, а потом зашевелился.

– С каких это пор… – бубнил он, вставая.

– Проваливай! – теряя терпение, загудел громила, и падальщик счел за лучшее последовать совету.

Несмотря на поздний час, торговля была в самом разгаре. Квадим бесцельно бродил меж прилавками, не глядя по сторонам. Отовсюду его гонят!

Здесь горели дюжины фонарей, каждый под толстым зеленым стеклом. Лица в их свете казались мутными, мертвецкими – или, может, то бесовский морок не до конца развеялся. Падальщик сам не заметил, как угодил в густую толпу. Не меньше тридцати ротозеев сгрудились вокруг грубых столов и лавок из неструганого дерева.

Стучали кости. Кто-то невидимый долго и вдохновенно ругался.

– А ну-ка подвинься! – Квадим толкнул в бок зрителя. – Эй, а ты чего локти расставил?

Плешивый старец открыл рот отчитать его, но увидел темную кожу и сделал охраняющий знак. Плевать! Так он и думал. Никакие это не кости. Игроки бросали длинные тонкие палочки и передвигали по узкой доске фигурки.

– Пять. Последняя часть души в Раю. – Темнолицый земляк подгреб к себе горку меди и обвел зевак взглядом. – Ну, кто еще желает?

А почему нет? Тени. То, что ему сейчас надо! Квадим отпихнул костлявую девицу.

– Я. Я готов.

– Поистине славен день, когда земляки встречаются на чужбине! – громко возвестил игрок. Но когда Квадим плюхнулся напротив, голос его звучал совсем иначе: – Лак анна́х виджара́т?

Падальщик отвык от родного языка. «У тебя хоть медь водится?» Не говоря ни слова, Квадим ссыпал на стол семь ставров – те, что оставил при себе. «Пятьдесят, – подумал он. – Осталось всего пятьдесят. Пять по десять».

Но отступать поздно. Земляк повторял для тех, кто только подошел:

– В далекой стране, откуда мы оба родом, не бывает просто игр, как просто не восходит луна. Когда отходит от тела душа – не сразу, ох не сразу доберется до палат Солнечного Владыки! Каждый войдет в пустынные поля, столкнется с сотней ловушек и препятствий. Лишь самый чистый избежит их все. Тени разыгрывают этот долгий путь, где…

– Короче, – перебил падальщик. – Ты играешь или языком мелешь?

Его соперник презрительно скривился. Среди зевак мелькнул лысый череп с тонкой, как пергамент, кожей. Потом игрок развел руками.

– Хотенье земляка закон, – сказал он. – Уж точно для Азми́ра Многорукого.

Квадим сграбастал палочки и помял в кулаке. Нет ни свинцовых грузиков, ни зарубок. Так что же?

Вокруг игроков стало очень тихо, даже музыкант перестал терзать струны. Так что? Обезьянки на ковре играли в кости, должно же это что-то значить!

И он разжал кулак.

Часть палочек упала лицом, часть – выкрашенной красным задницей. Падальщик не успел еще сосчитать, когда земляк сказал:

– Три. – Перебросил свои. – Четыре. Я начинаю… – Бросок. – Пять, два хода подряд.

Вскоре Квадим понял, как земляк заслужил свое прозвище. Тот соображал, как дюжина бесов, и ходил, словно у него десять рук! Он никогда не видел, чтобы пальцы мелькали над доской так быстро. Падальщик только успевал, что сосчитать все кости, кивнуть «Все верно» – Азмир уже делал ход.

Зеваки ворчали и одобрительно гудели. Стук, стук, стук… Три фишки убежали мимо позиций Квадима, пока тот подсчитывал, не обвел ли его соперник.