Фаворит

Фургон тронулся. Берт открыл дверь, Чубчик и его приятель отпустили мои руки, и Берт толкнул меня в спину. Я оказался на земле в тот момент, когда набиравший скорость фургон съехал с обочины на пустынную дорогу. Мне помогло профессиональное умение падать с лошади – инстинктивно я упал на бок и перекатился.

Я сидел на земле и смотрел вслед набирающему скорость фургону. Его номерной знак был забит дорожной пылью, но я сумел все же разглядеть буквы – АРХ.

«Лотос» так и стоял на обочине. Я поднялся с земли, отряхнулся и пошел к своей машине. Я собирался нагнать фургон и проследить, куда он направится. Но предусмотрительный водитель фургона принял меры, чтобы я не мог этого сделать. Мотор «лотоса» не заводился. Я поднял капот, чтобы посмотреть, насколько серьезны разрушения. Три свечи из четырех были вывинчены и лежали аккуратным рядком на крышке блока цилиндров. Понадобилось десять минут, чтобы поставить их на место, уж очень у меня дрожали руки.

Пришлось отказаться от надежды догнать фургон или хотя бы кого-нибудь, кто видел, куда он скрылся. Я сел в машину и застегнул воротник сорочки. Галстук пропал.

Я взял автомобильный справочник и отыскал в нем буквы АРХ. Насколько можно было доверять справочнику, лошадиный фургон был зарегистрирован в Западном Суссексе. Если только номерной знак не фальшивый, при желании можно будет разыскать владельца фургона. Минут пятнадцать я сидел и думал, потом завел мотор и поехал обратно в Мейденхед. Город сиял огнями, хотя магазины уже были закрыты. Дверь полицейского участка оказалась распахнута настежь. Я вошел и спросил инспектора Лоджа.

– Его еще нет, – сказал полицейский за столом, взглянув на часы. Было половина седьмого. – Но он должен появиться с минуты на минуту. Подождите, сэр.

– Вы говорите, еще нет? Вы хотите сказать, что он только сейчас начинает работу?

– Да, сэр. Он сегодня в ночной смене. По субботам вечера бывают трудные, – добавил полицейский, улыбаясь. – Танцевальные площадки, рестораны, автомобильные аварии.

Я сел на скамью и стал ждать. Через пять минут Лодж вошел, снимая на ходу пальто.

– Добрый вечер, Смолл, что нового? – спросил он полисмена.

– Тут вас дожидается джентльмен, – сказал Смолл, указывая на меня. – Он ждет всего пять минут.

Лодж обернулся. Я встал.

– Добрый вечер, – сказал я.

– Добрый вечер, мистер Йорк. – Лодж пристально посмотрел на меня, но не выказал никакого удивления. Взгляд его задержался на воротнике моей сорочки, и брови чуть заметно поднялись. – Чем могу быть полезен?

– Вы очень заняты? – спросил я. – Если у вас есть время, я хотел бы рассказать вам о том, как потерял галстук.

Посреди фразы я вдруг замялся, не решаясь сказать прямо, что меня избили. Смолл окинул меня удивленным взглядом, явно решив, что я спятил, если пришел в полицию, чтобы сообщить инспектору о такой потере. Но Лодж, умевший понимать с полуслова, сказал:

– Прошу вас в мой кабинет, мистер Йорк.

Инспектор прошел вперед, повесил на крючок шляпу и пальто и зажег газовую горелку, но ее раскаленные прутья не сделали более уютной эту суровую, наполненную папками комнату. Он уселся за свой стол, а я, как и в прошлый раз, сел напротив. Он предложил мне сигарету и поднес зажигалку. Блаженный дым проник мне в легкие, и я подумал: с чего же мне начать?

Я сказал:

– Есть ли у вас что-нибудь новое по делу майора Дэвидсона?

– Нет, боюсь, ничего. Теперь это для нас дело не срочное. Вчера мы обсудили его на совещании и проконсультировались с вашим старшим распорядителем. Есть решение следственного суда, и вашу историю считают плодом юного разгоряченного воображения. Никто, кроме вас, не видел проволоки. Желобки на столбе барьера могут быть как от проволоки, так и от чего угодно, а когда они появились, вообще неизвестно. Я так понял, что это довольно распространенная практика у служителей ипподрома – в промежутках между скачками натягивать проволоку между столбами, чтобы любители из публики не прыгали через препятствия и не портили березовые бруски. – Он помолчал, а затем продолжил: – Сэр Кресвелл сказал, что, по мнению некоторых членов Национального комитета конного спорта, с которыми он беседовал, вы просто ошиблись. Если вы и видели проволоку, то она, безусловно, использовалась кем-нибудь из служителей ипподрома именно в этих целях.

– Они расспрашивали этого служителя? – спросил я.

Лодж вздохнул:

– Старший служитель сказал, что не оставлял проволоки на скаковой дорожке, но один из людей, состоящих у него в штате, очень стар, и голова у него не совсем в порядке, так что он не уверен, не оставил ли тот ее по забывчивости.

Мы смотрели друг на друга в мрачном молчании.

– Ну а сами вы что думаете? – спросил я наконец.