Фаворит

– Кто-нибудь еще? – спросил он.

– Э-э-э… Одна приятельница… некая мисс Эллери-Пенн. Я рассказал ей об этом вчера вечером.

– Приятельница? – переспросил он, подняв бровь.

– Да, – подтвердил я.

Лодж записал и ее.

– Еще кто-нибудь?

– Нет.

– А почему нет? – спросил Лодж, отодвигая лист.

– Я считал, что вам и сэру Кресвеллу необходимо свободное поле действий. Я думал, что могу спутать вам карты, если начну задавать чересчур много вопросов. Ну, чтобы люди не насторожились, отвечая на них. Что-то в этом роде. Но, судя по всему – вы же сами заявляете, что бросаете это дело, – я, кажется, мог действовать свободно. – Я говорил с некоторой горечью.

Лодж внимательно посмотрел на меня.

– Вам неприятно, что вас считают юным и чересчур горячим, – заметил он.

– Двадцать четыре года – это уже не юность, – возразил я. – Помнится, был премьер-министр, который в этом возрасте управлял Англией. И неплохо управлял.

– Данный факт к делу не относится, и вы это отлично понимаете, – хмыкнул инспектор.

Я усмехнулся.

Лодж спросил:

– Что вы теперь думаете делать?

– Поеду домой, – сказал я, взглянув на часы.

– Нет, я по поводу майора Дэвидсона.

– Задайте вопрос полегче, – ответил я быстро.

– Несмотря на предупреждение?

– Именно по этой причине, – заявил я. – Сам факт, что пять человек были посланы запугать меня, показывает, сколько всего тут кроется. Билл Дэвидсон был хорошим другом, знаете ли. Я не могу смиренно позволить тому, кто стал причиной его смерти – кто бы он ни был, – остаться безнаказанным. – Я подумал секунду. – Прежде всего я разыщу владельца тех такси, которые водят Чубчик и компания.

– Ну что же, неофициально я желаю вам удачи. Но будьте осторожны, – предостерег Лодж.

– Конечно, – согласился я, вставая.

Лодж проводил меня до самой двери на улицу и пожал мне руку:

– Всего хорошего.

Он дружески помахал мне и вернулся к своим делам.

Я возобновил свое прерванное путешествие в Котсуолд. Плечи у меня отчаянно болели, но, когда я сосредоточивался на истории с Биллом, я забывал об этой боли.

Я понял вдруг, что «несчастный случай» с Биллом и моя история с этим фургоном, взятые вместе, могут навести меня на след того, кто все это замыслил. Вполне логично предположить, что это один и тот же человек. Оба покушения чересчур сложны, чересчур тщательно разработаны, притом что всего этого можно было добиться гораздо проще. В моем сознании возникли слова «окольный путь», и я копался в памяти, стараясь доискаться, откуда они взялись. В конце концов я вспомнил угрожающее письмо, которое получил Джо Нантвич с опозданием на десять дней. Но потом я решил, что тревоги Джо никак не связаны со смертью Билла.

И нападение на Билла, и предупреждение, полученное мной, решил я, были выполнены более жестоко, чем задумывалось. Билл погиб в какой-то мере из-за случайности, а со мной обошлись бы мягче, не попытайся я бежать. Я пришел к выводу, что мне надо искать человека с богатой фантазией, человека, который намеревался быть жестоким только до известных пределов и у которого маленькие петарды из-за своей сложности взрывались с большей силой, чем это было задумано.

Меня утешала мысль, что мой противник не обладает сверхчеловеческим умом. Он мог делать ошибки. «И пока самой большой его ошибкой, – подумал я, – было то, что он с таким трудом передал мне предупреждение, единственным результатом которого стало мое решение действовать еще энергичнее».

Два дня я ничего не предпринимал. Полезно было сделать вид, что предупреждение подействовало.

Я играл с детьми в покер и проигрывал Генри, потому что был занят мыслями о делах его отца.

– Ты совсем не думаешь, как ходишь, Алан, – произнес Генри с насмешливым сочувствием, отняв у меня десять фишек, когда у него на руках были только две пары.

– По-моему, он влюбился, – сказала Полли, глядя на меня оценивающим взглядом. – Этого еще не хватало!

– Тьфу! – оценил ее реплику Генри, тасуя карты.

– Что такое «влюбился»? – спросил Уильям, который, к большому неудовольствию Генри, играл своими фишками в «блошки».

– Всякие охи-вздохи, – пояснил ему Генри. – Поцелуи и прочая ерунда.

– Значит, мама в меня влюбилась, – сказал Уильям.

– Не будь дураком, – одернула брата Полли с высоты своих одиннадцати лет. – Любовь – это когда свадьба, невеста, конфетти и все такое.

– Ну, Алан, – заявил Генри оскорбительным тоном, – живо кончай со своей любовью, а то у тебя не останется ни одной фишки.

Уильям взял свои карты. У него широко раскрылись глаза и рот. Это означало, что ему достались по меньшей мере два туза. Тузы были единственными картами, с которыми он начинал торговаться. Я видел, как Генри искоса взглянул на малыша и снова стал смотреть в свои карты. Он сбросил и прикупил три карты и, когда до него дошла очередь, спасовал. Я перевернул его карты лицом – у него были две дамы и две десятки. Генри был реалистом. Он знал, когда надо сдаваться. И Уильям, прыгавший от восторга, выиграл всего четыре фишки, когда на руках у него было три туза и пара пятерок.