Фаворит

Сам Джо петушился почти так же, как прежде. На его круглом розовом лице не было ни тени страха, ни малейших следов тупого пьянства, которое в Челтенхеме превратило его в тряпку. А между тем говорили, что прошлую пятницу, субботу и часть воскресенья он провел в турецких банях, не зная, куда деваться от страха. Накануне он напился до бесчувствия и весь конец недели выпаривал из себя хмель, со слезами уверяя банщиков, что чувствует себя в безопасности только у них, отказываясь одеваться и идти домой.

Рассказывал эту историю Сэнди. По его словам, он в воскресенье утром зашел в турецкие бани, чтобы сбросить к понедельнику, дню скачек, несколько фунтов, и видел все это собственными глазами.

Я застал Джо за чтением объявлений. Он насвистывал какой-то мотивчик.

– Что это тебя так радует? – спросил я.

– Все.

Он усмехнулся. Я разглядел легкие морщинки на его лице и слегка воспаленные глаза, других следов пережитых волнений не было.

– Меня не дисквалифицировали. И я получил деньги за то, что проиграл эту скачку.

– Что?! – воскликнул я.

– Мне заплатили. Ты же знаешь, я говорил тебе. Пакет с деньгами. Пришел сегодня утром. Сто фунтов.

Я уставился на него.

– А что? Я просто сделал, что мне велели, и все! – произнес он заносчиво.

– Должно быть, – сказал я.

– И еще, насчет этих угрожающих записок. Я надул их, понимаешь? Я весь конец недели проторчал в турецких банях, и они не смогли до меня добраться. Я им всем утер нос! – закончил он торжествующе, как будто на будущей неделе его таинственные враги не смогут с ним рассчитаться, если захотят. Он явно не понимал, что его уже наказали и что, кроме физических страданий, на свете есть кое-что похуже. Он целую неделю переживал острую тревогу, последние три дня – дикий страх, а ему казалось, что он вышел сухим из воды и всем утер нос.

– Блажен, кто верует, – сказал я кротко. – Джо, ответь мне на один вопрос. У этого человека, который звонит тебе, – ну, когда ты должен придержать лошадь, – какой у него голос?

– Ну, так не определишь, по голосу. Это может быть кто угодно. Мягкий такой голос, вроде сиплый или приглушенный. Иногда говорит почти шепотом, будто боится человек, что его подслушают. А какая мне разница? Лишь бы подбрасывал на горючее, а там пусть хоть квакает, как лягушка. Мне наплевать.

– Ты хочешь сказать, что придержишь любую лошадь, если он тебя попросит?

– Может, придержу. А может, и нет, – ответил Джо, сообразив, видно, что слишком разоткровенничался со мной. Он бросил на меня искоса хитрый взгляд и ретировался в раздевалку.

Пит и Дэн обсуждали распорядок дня, и я подошел к ним. Пит проклинал погоду и говорил, что она испортит нам всю обедню на скачках, но что Палиндрому и это не помеха.

– Бери голову от полкруга, и точка. Это все дерьмовые наездники. Насколько я понимаю, твое дело верняк.

– Ладно, – ответил я механически и вдруг мысленно вздрогнул, вспомнив, что Адмирал тоже был верняком в Мейденхеде.

Дэн спросил, хорошо ли я провел время с Кэт, и был не слишком обрадован моим восторженным ответом.

– Будь ты проклят, дружище, если ты отбил ее у меня, – заявил он шутливо-свирепым тоном, но у меня осталось такое ощущение, что он говорит всерьез. Может ли идти речь о дружбе между мужчинами, влюбленными в одну девушку? Я усомнился, потому что увидел мелькнувшее на лице Дэна злобное выражение. Я стоял в замешательстве, как будто гранит на моих глазах вдруг превратился в сыпучий песок.

Потом я пошел искать Сэнди.

Он стоял в раздевалке у окна, глядя на улицу сквозь завесу дождя, струившегося по стеклу. Он оделся в цвета своей первой скачки и смотрел на паддок, где конюхи в плащах водили двух лошадей. И лошади, и конюхи выглядели жалко.

– Не мешало бы нам сегодня поставить дворники на скаковые очки, – заметил он. – Кто-нибудь хочет принять грязевую ванну? Ну и льет, чтоб мне провалиться, в такую погодку ни один гусь сухим из воды не выйдет.

– Как тебе понравилось в турецких банях в воскресенье? – спросил я.

– А, так ты слышал об этом?

– Земля слухом полнится, – ответил я.

– Так и надо этому ублюдку, – сказал Сэнди, широко улыбаясь.

– А как ты узнал, где его искать? – поинтересовался я.

– У маменьки спросил… – Сэнди вдруг осекся на полуслове. Весь его вид говорил, что он сморозил какую-то глупость.

– Так, – сказал я. – Значит, это ты посылал ему угрожающие записки насчет Болингброка?

– Откуда ты знаешь? – спросил Сэнди добродушно.