Фаворит

– Ты любишь грубые шутки и не любишь Джо, – объяснил я. – Первую записку, которую он получил, ему сунули в пиджак в раздевалке в Пламптоне, ее мог подложить или жокей, или служащий ипподрома, или прислуга. Это не мог быть ни букмекер, ни тренер, ни владелец лошади, ни кто-либо из публики. Вот я и подумал, что человек, который положил записку в карман Джо, и тот, кто платит ему за нечестную игру, – разные люди. Тот человек, как это ни странно, не отомстил Джо. Я спросил себя, кто же тогда заинтересован в том, чтобы мучить Джо Нантвича. И подумал о тебе. Ты знал, что он должен проиграть. Когда он выиграл, ты сказал ему, что потерял на этом кучу денег и что рассчитаешься с ним. Ты ходил за ним по пятам, чтобы насладиться видом его страданий.

– Ну что ж, ты поймал меня с поличным, – согласился Сэнди. – Однако в толк не возьму, откуда ты узнал обо мне такую уйму вещей?

– В основном от самого Джо, – сказал я.

– Вот болтун! Когда-нибудь язык доведет его до беды.

– Безусловно, – согласился я, вспомнив пьяную болтовню Джо.

– Ты ему сказал, что я посылал эти записки? – спросил Сэнди, впервые проявив тревогу.

– Нет. Это только осложнило бы дело.

– Ну хоть на этом спасибо!

– В награду за эту маленькую услугу скажи мне, откуда ты взял, что Болингброк не должен выиграть?

Он широко улыбнулся, покачиваясь на носках, но не ответил.

– Давай говори, – настаивал я. – Я ведь немного прошу, и это, может быть, даст мне ключ к другой загадке – насчет Билла Дэвидсона.

Сэнди покачал головой:

– Это тебе не поможет. Мне сказал Джо.

– Что?! – воскликнул я.

– Он сам сказал мне это в душевой, когда мы переодевались перед скачкой. Ты же знаешь, он обязательно должен побахвалиться. Ему хотелось прихвастнуть, а я был под рукой. Кроме того, он знал, что я сам иногда придерживал лошадей.

– Что он тебе сказал? – спросил я.

– Он сказал, что, если я хочу поучиться у умных людей, как измотать лошадь в заезде, я могу понаблюдать, как он пойдет на Болингброке. Ну что ж, Сэнди Мейсон умеет понимать с полуслова. Я нашел игрока, который поставил пятьдесят соверенов на Счастливого, тот, по моим расчетам, должен был выиграть, если Джо придушит Болингброка. И знаешь, что произошло? Этот дурень не выдержал и обошел Счастливого на два корпуса. Я готов был сам задушить его. Пятьдесят фунтов – для меня это, брат, немаленькие деньги.

– А почему ты выжидал целых десять дней, прежде чем послать ему первую записку? – спросил я.

– Да просто раньше не додумался, – чистосердечно признался Сэнди. – Но ведь отплатил-то я ему что надо, верно? Его чуть не лишили лицензии в Челтенхеме, он после этого напился до чертиков, три дня потел в турецких банях, и все по милости вашего покорного слуги! – Сэнди просто сиял. – Эх, видел бы ты его в этих турецких банях! Мокрая курица, тряпка, дерьмо. Он обливался слезами и умолял меня спасти его. Меня! Вот умора-то! Я чуть не лопнул от смеха. Просто мировая получилась месть!

– И через канат в Пламптоне тоже ты его перебросил? – спросил я.

– Ничего подобного! – ответил Сэнди с негодованием. – Это он тебе сказал? Вот врун проклятый! Он сам упал, я видел. Ну, я еще нагоню на него страху. – Рыжие волосы Сэнди торчали щетиной, темные глаза сверкали. – Подожди, брат, я еще не такое придумаю! Спешить некуда. Я ему дам жизни, он еще у меня покрутится, муравьев ему в штаны! Ну да ты не думай, я придумаю что-нибудь безобидное. – И Сэнди принялся хохотать, а потом добавил: – Скажи-ка, раз уж ты такой знаменитый сыщик, а как насчет того, другого дела? Продвинулось хоть сколько-нибудь?

– Да не особенно, – вздохнул я. – Хотя я знаю гораздо больше, чем на прошлой неделе, и надежды не теряю. А ты ничего нового не слышал?

– Ни звука. Не сдаешься, значит?

– Нет, – сказал я.

– Ну что ж, желаю успеха! – заявил Сэнди, ухмыляясь.

Служитель просунул голову в дверь:

– Жокеи, на выход!

Приближалось время первого заезда.

Сэнди надел шлем, вынул вставные зубы – два средних резца верхней челюсти, – завернул их в платок и сунул в карман пиджака на вешалке. Он, как и большинство жокеев, никогда не проводил заезд со вставными зубами, боясь потерять их или проглотить при падении. Он улыбнулся мне беззубой улыбкой, сделал прощальный жест рукой и выскочил под дождь.

Дождь продолжал лить и через час, когда я вышел, чтобы отработать свое на Палиндроме. Пит ждал меня в паддоке. Вода ручьями стекала с полей его шляпы.

– Ну разве не чертов день? – сказал он. – Одно утешение, что мокнуть приходится тебе, а не мне. Я уже наглотался воды, пока скакал. Надеюсь, ты хорошо плаваешь?

– А что? – удивился я.

– А то, что, если ты хороший пловец, ты умеешь держать глаза открытыми под водой.

Я думал, что это одна из его шуток, но Пит был серьезен. Он показал на очки, висевшие у меня на шее:

– Это тебе не понадобится сегодня. Такая грязища из-под копыт, моментально заляпает.

– Тогда я их опущу.

– Сними их совсем. Они только мешают, – посоветовал он.