Фаворит

Я швырнул его обратно в кресло так, что у него перехватило дыхание, затем нагнулся и выключил микрофон. Мне не хотелось, чтобы полиция или таксисты подслушали то, что я собирался сейчас сказать. Что-то зашуршало, когда я коснулся дяди Джорджа, и я распахнул полу его пиджака. Кусок коричневой оберточной бумаги торчал у него из внутреннего кармана. Я вытащил его и разгладил на столе.

Адрес Джо.

Я перевернул бумагу. В уголке на обратной стороне, небрежно нацарапанные на подвернувшемся под руку листке бумаги, находились слова:

Чичен-Итца.

Читчен Итса.

Читсен.

Человек не был уверен в правописании. Он попросту не знал, как это пишется. Значит, дело касалось не цыплят[3] и не Чичестера. Чичен-Итца. Что-то такое я знал. Кажется, это было имя какого-то индейского императора, но оно ничего мне не говорило. Ровно ничего. И однако Джо погиб из-за этого имени.

Я оставил бумагу на столе в надежде, что она пригодится полиции.

Дядя Джордж оправился от шока. Он как-то сразу обмяк, постарел и казался больным, как будто все в нем вдруг оборвалось. Я не мог заставить себя сочувствовать ему, да и не за этим явился я в контору фирмы «Такси Маркони».

– Полиция будет здесь через минуту, – произнес я медленно и отчетливо. Он зашевелился в своем кресле и сделал резкий и беспомощный жест пухлой рукой. Я продолжал: – Они слышали все, что вы говорили по радио.

Глаза дяди Джорджа расширились.

– Двадцать третий, – пробормотал он в новом приступе гнева, – двадцать третий не отвечал на последние вызовы!

Я кивнул.

– Вас обвинят в подстрекательстве к убийству. Это по меньшей мере пожизненное заключение, – сказал я. – Подумайте, – повторил я настойчиво, выдержав паузу. – Подумайте о своей жене. Вы все это делали ради нее, чтобы она могла продолжать жить в роскоши, к которой привыкла? – Это были мои догадки, но я был уверен, что не ошибался, и он не стал отрицать это. – Вы слишком долго защищали ее от реальной жизни. Что с ней станет, если вас арестуют и будут судить, а может быть, и повесят?

«А что будет с Кэт?» – безнадежно подумал я про себя.

Дядя Джордж молча смотрел на меня, взгляд его остановился на револьвере, который я все еще держал в руке.

– Вы еще можете успеть, – сказал я.

Наступило короткое молчание.

Издали слабо донесся приглушенный расстоянием звук сирены полицейского автомобиля. Дядя Джордж услышал его.

Он поднял глаза. Он все еще ненавидел меня, но он дошел до последней точки и понимал это.

– Полиция, – сказал я.

Сирена прозвучала громче.

Я сделал три шага к двери, повернулся и бросил револьвер на колени дядюшке Джорджу. Когда его неловкие пальцы вцепились в рукоятку, я вышел за дверь, прикрыл ее за собой и сбежал вниз по лестнице. Наружная дверь все еще была открыта. Я поспешно вышел на улицу и закрыл ее. Сирены больше не было слышно. Скрываясь в тени здания, я стал пробираться к темному подъезду соседнего дома и еле-еле успел юркнуть туда. Две полицейские машины влетели на улицу и резко затормозили у дверей конторы «Такси Маркони».

В кафе напротив погасли огни. Толстая официантка ушла домой.

Я не слышал выстрела. Я даже поежился при страшной мысли, что дядя Джордж, взяв себя в руки, может выстрелить в полицейских, вместо того чтобы убить себя. Выстрелить из оружия, которое я так заботливо сунул ему в руки!

Когда двери полицейской машины открылись и черные фигуры вышли на тротуар, я сделал шаг навстречу, чтобы предупредить их о том, что преследуемый ими человек вооружен. Но преданность дяди Джорджа интересам тетушки Дэб все-таки взяла верх. И я подумал, что одинокий выстрел, раздавшийся за неоновой вывеской, был самым лучшим из всего, что он когда-либо сделал для нее.

Я несколько минут выжидал в темном подъезде, и пока я стоял там, на тротуаре стала собираться толпа, привлеченная выстрелом и присутствием полицейских машин. Я смешался с толпой и через некоторое время незаметно удалился.

Я свернул за угол, прошел улицу, снова свернул, нашел телефон-автомат и сунул руку в карман за монетой. Звонки к Лоджу съели всю мою мелочь, и я с минуту тупо смотрел на трехпенсовик и два полупенса – все, что я сумел извлечь из кармана брюк. И тут я вспомнил о свертке в носке. Я развязал носок, высыпал немного мелочи на ладонь, сунул четыре монетки в щель и назвал телефонистке номер Пита.

Он ответил на второй звонок.

– Слава богу, что ты позвонил, – сказал он. – Куда ты запропастился?

– Делал тур по Суссексу.

– А где Адмирал?

– Я… мне пришлось привязать его к дереву на вересковой поляне, – сообщил я ему.

Пит начал ругаться, но я прервал его:

– Ты можешь послать за ним фургон? Пусть шофер заедет за мной в Брайтон, я буду его ждать на набережной возле главного пирса. И еще, Пит… нет ли у тебя приличной карты Суссекса?

– Карты? Какой карты? Ты что, обалдел? Ты не знаешь, где оставил Адмирала? Неужели ты действительно привязал лучшего скакуна королевства к дереву и забыл где? – В его голосе звучало отчаяние.

– Я легко найду его, если ты пришлешь карту. Не откладывай, пожалуйста. Я тебе потом все расскажу, это длинная история.