Фаворит

Я повесил трубку и, подумав, позвонил в кафе «Голубой утенок». Бывший батальонный старшина Томкинс подошел к телефону сам.

– Враг стерт с лица земли, – сказал я. – «Такси Маркони» завершили свою деятельность.

– Очень много людей будут вам благодарны за эту новость, – ответил сильный низкий голос, и в нем чувствовалась теплота.

Я продолжал:

– Однако операция еще не закончена. Не хотите ли взять на себя заботу об одном пленном и передать его в руки полиции?

– С удовольствием, – сказал он.

– Тогда встречайте меня у главного пирса, а потом я вас подвезу.

– Иду, – откликнулся батальонный старшина.

Мы пришли к пирсу почти одновременно. Совсем стемнело, и фонари набережной освещали призрачные серые волны прибоя.

Нам не пришлось долго ждать фургона, и, когда он прибыл, сам Пит высунул лысую голову из кабины и окликнул меня. Он, я и батальонный старшина уселись на заднее сиденье. По пути на запад я рассказал им все, что случилось с того дня, как Билл умер в мейденхедской больнице. Все, вплоть до моего последнего разговора с Лоджем. О моем визите в контору фирмы «Такси Маркони» и об истинной личности Клода Тивериджа я не сказал ни слова. Я не знал, как смотрит английский закон на подстрекательство к самоубийству, и вообще решил никому об этом не говорить.

Частично Пит уже знал эту историю, кое-что знал и Томкинс, но мне пришлось рассказать все подробности от начала и до конца, чтобы им все стало ясно.

Водителю фургона мы дали бумагу, которую я срисовал с указателей на дорожном столбе, и, сравнивая их с картой, которую привез Пит, он очень быстро доставил нас по назначению.

И Адмирал, и Корни Блейк все еще оставались привязанными к своим деревьям, и мы ввели одного и силком втащили другого в наш фургон. Адмирал страшно обрадовался, увидев нас, а чувства Блейка были довольно смешанными, особенно когда он узнал Томкинса. По-видимому, Блейк тогда и ударил Томкинса бутылкой по голове.

Я вытащил из кармана кастет и передал его старшине.

– Оружие пленного, – сказал я.

Томкинс попробовал примерить эту гадость на свою руку, а Блейк бросил на него отчаянный взгляд и скатился на пол, потерял сознание от страха.

– Если не возражаете, я хотел бы проехать мимо ипподрома, – сказал я. – Дело в том, что там осталась моя машина. Надеюсь, она цела.

Машина оказалась цела и стояла одна-одинешенька на стоянке. Я вышел на дорогу, пожал руки Томкинсу и Питу, пожелал им удачи и долго смотрел вслед удаляющимся красным огонькам лошадиного фургона, пока он не исчез во мраке.

Потом я сел в машину, включил зажигание и завел мотор. Мне не хотелось отвечать на бесконечные вопросы в брайтонском полицейском участке, поэтому я помчался в направлении Котсуолд-Хиллз.

Движимый любопытством, я сделал крюк по взморью до Портсмута, полагая, что публичная библиотека еще должна быть открыта; так оно и оказалось. Я попросил нужный том энциклопедии и нашел слова «Чичен-Итца». Первое написание этих слов на бумаге оказалось правильным.

Чичен-Итца вовсе не был императором. Это была столица. Древняя юкатанская столица майя, индейского племени, процветавшего в Центральной Америке тысячу пятьсот лет назад.

Я смотрел на это слово, пока буквы не расплылись перед глазами.

То, что произошло потом, можно объяснить реакцией на нечеловеческий страх, который я испытал под дулом дяди Джорджа, голодом и приливом смертельной усталости, а также внезапной разрядкой напряжения, не проходившего последние несколько недель. Сначала руки, а потом и все мое тело начало дрожать. Я обвил ногами ножку стола, за которым сидел, и взял в руки книгу, чтобы унять дрожь. Это продолжалось несколько минут, мне хотелось закричать, но потом приступ миновал, и я чувствовал только, что весь покрылся холодным потом.

Чичен-Итца. Я с трудом поднялся, закрыл книгу, поставил ее на полку и вышел. Оказывается, я подстроил ловушку гораздо лучше, чем планировал, когда притворился, будто понял, что именно Джо якобы сказал мне перед смертью.

Я вспомнил кабинет со стеклянными полками. Я словно видел перед собой резной дубовый письменный стол, папки с бумагами по истории индейских племен и среди них одну – с надписью «Майя». Дядя Джордж слишком много говорил мне о майя, и он знал, что слово «Чичен-Итца», несомненно, наведет меня на след.

Глава 18

Полюбив Кэт, я уничтожил окружавший ее мир.

Она стояла передо мной, стараясь держать себя в руках, с выражением такой непримиримой, испепеляющей ненависти на лице, что я ощутил свое несчастье так же ясно, как ощущаешь горечь во рту. Притушенный когда-то внутренний огонь наконец ярко запылал в ней. На ее лице появилось новое выражение – силы и зрелости. Я смотрел на нее – более желанную, чем когда-либо.

Предварительное дознание о деятельности и смерти Джорджа Пенна дважды откладывалось и теперь наконец закончилось. Полицейские, свидетели, Кэт и я – все мы стояли в холле брайтонского суда, готовые его покинуть.