Я завел мотор, и мы молча проехали несколько миль. Хорошо, что Лодж молчал. Мне не хотелось подвергать испытанию свое подозрение, что существовал еще один враг. Я был почти уверен, что в провале моей памяти хранится воспоминание о том, кто он.
Когда я наконец осторожно сказал Лоджу об этом, он отнесся к моим словам гораздо серьезнее, чем я ожидал. И через несколько минут размышлений он поразил меня, заявив:
– Может быть, подсознание не дает вам вспомнить, кто этот враг, потому что он вам нравится…
Я оставил Лоджа в Мейденхеде и поехал в Котсуолд.
Войдя в старый каменный дом, я почувствовал, что попал наконец в разумный мир. Сцилла спускалась по лестнице, держа в охапке кучу детских летних платьев. Я подошел, встретил ее на нижней ступеньке и поцеловал в щеку.
– Мы с Джоан собирались заняться платьями Полли, – сказала она. – Девочка растет не по дням, а по часам, придется их удлинять…
Я пошел за ней в гостиную, и мы уселись на ковер перед горящим камином.
– Ну как? Все кончилось? – спросила Сцилла, бросив платья на пол.
– Думаю, что да. Слишком многое для меня кончилось.
Я рассказал ей о следствии.
– Только благодаря Биллу Джордж Пенн был разоблачен. Билл погиб не зря.
Она долго ничего не отвечала, и я видел, как желтое пламя отражается в ее глазах. Потом она проглотила комок в горле и покачала головой, словно стараясь избавиться от воспоминаний, и сказала:
– Пойдем пить чай.
За чаем Полли попросила меня заклеить камеру ее велосипеда. Генри сообщил, что он придумал несколько гамбитов в шахматах, и попросил меня потом поиграть с ним. Уильям запечатлел на моей щеке липкий поцелуй и сунул мне в ладонь надкушенное яблоко в качестве подарка. Я снова был дома.
Глава 19
Почти невыносимая мысль о том, что я потерял Кэт, не отпускала меня. Я не мог выбросить эту мысль из головы. Просыпаясь утром, я ощущал, как в мою душу врывается боль, чтобы испортить мне день. Засыпая, я видел Кэт во сне, она убегала от меня по длинному темному туннелю. Мне казалось невероятным, что я когда-нибудь снова увижу ее, и я пытался привыкнуть к этой мысли и вести себя благоразумно.
Через неделю после суда я отправился на скачки в Банбери. Кэт была там, в темно-синем платье, бледная и спокойная. Выражение ее лица не изменилось, когда она увидела меня. Я заметил черные тени у нее под глазами. Она ждала меня у весовой и заговорила, едва я подошел:
– Алан, мне кажется, я должна извиниться перед вами за то, что сказала вам в последний раз. – Она произнесла это с видимым усилием.
– Все в порядке, – ответил я.
– Нет… нет, не все. Я подумала о том, что вы сказали… Об этих детях, ездивших в школу под охраной тренера по джиу-джитсу… и я поняла, что дядю Джорджа надо было остановить. – Она сделала паузу. – Вы не виновны в смерти тети Дэб. Я прошу простить меня за то, что я обвинила вас в этом. – Она вздохнула с таким трудом, словно выполнила неимоверно тяжкий долг.
– Вы приехали сюда только для того, чтобы сказать мне это? – удивился я.
– Да. Меня мучило, что я была так несправедлива.
– Кэт, дорогая моя Кэт! – воскликнул я, и в душе моей стал рассеиваться мрак. – Я отдал бы все на свете за то, чтобы это был не дядя Джордж, поверьте мне! – Я пристально посмотрел ей в глаза. – Вы… Вы что-нибудь ели сегодня?
– Нет, – тихо ответила она.
– Надо позавтракать, – сказал я и, не давая ей времени отказаться, взял ее за руку и повел в закусочную. Там я наблюдал, как Кэт ела, сначала едва прикасаясь к пище, а потом с внезапно пробудившимся аппетитом, как краски жизни постепенно возвращались на ее лицо и слабый отзвук прежней веселости зазвучал в ее голосе.
Она взяла вторую порцию пирога с мясом и вдруг спросила дружеским тоном:
– А вы?
– Я сегодня участвую в скачках.
– Да, я знаю, я читала в газете. Безнадежный, кажется? – поинтересовалась она между глотками.
– Да, – ответил я.
– Будьте осторожны, хорошо? Обещаете? Он ведь еще не очень наработан, как говорит Пит.
Я взглянул на нее с изумлением, и она густо покраснела.
– Кэт, – сказал я.
– Я… я думала, что вы никогда не простите мне эту ужасную грубость. Я провела самую страшную неделю в моей жизни, раскаиваясь в каждом произнесенном тогда слове. Но зато наконец я поняла, как я отношусь к вам. Я пыталась говорить себе, что буду счастлива, если больше никогда не увижу вас, а вместо этого становилась все более и более несчастной. Я… я думала, что вы никогда не захотите видеть меня после всего, что я наговорила вам в Брайтоне. Я подумала, лучше мне самой приехать, вы должны знать, что я раскаялась. Я должна была все сказать вам, чтобы посмотреть, как… как вы отреагируете…
– А как я, по-вашему, должен был реагировать?
– Я подумала, что вы, может быть, задерете нос и окатите меня ледяным холодом, и я бы не стала винить вас за это. – Забыв о хороших манерах, Кэт отправила в рот корку от пирога.
– Хотите выйти за меня замуж, Кэт? – спросил я.
Она ответила с набитым ртом:
– Да! – и продолжила резать пирог. Я терпеливо ждал, пока она покончит с пирогом и печеньем.