Фаворит. Боярин

Просто небывалое для Пскова! Пятеро из бояр выступили категорически против. Пятницкого поддержал один Карпов. Такой же провальный результат их ждал и при обсуждении на малом вече. И вот общее вече, основу которого составлял простой люд, поддержало это предложение, справедливо рассудив, что от княгини всяко пользы бывает побольше, чем от некоторых бояр, умышляющих против Пскова.

Незначительная уступка, от которой можно будет избавиться без следа, когда великая княгиня оступится и покинет стол. Это она сейчас любимица. Но любовь толпы переменчива. Нужно только запастись терпением и ждать удобного случая. Однако на деле это был первый шаг, ведущий республику в ином направлении. К сильной и жесткой руке, без которой бояре и купцы уж больно распоясались, трясясь над своей мошной и позабыв об интересах Пскова.

– Ну чего глядишь на меня, позабыв, как дышать? – лукаво спросил Пятницкий.

– Честно говоря, я не верила.

– Да, признаться, и я не верил. Однако он опять оказался прав.

– Кто?

– Так Иван Архипович, кто же еще-то. Тебе ить пояснять не надо, что вече – оно не само по себе. И коль скоро бояре да купцы воспротивились, то-о… А тут эдакое единодушие, что диву даешься. Ох, не зря он эту хитрость с госпиталем и лекарскими домами в посадах удумал. Да и школы эти, к коим тебя всячески приплетал.

При этих словах Лиза вдруг нахмурилась. Вот. Еще и это. Всегда и везде он всячески выдвигал вперед ее. Не князя, а его супругу. И вот теперь… Ну как после всего этого уверовать в его непричастность к убийству мужа? Ить все указывает на то, что он давно и крепко держит ее в своих планах.

– Что случилось, княгиня?

– Да так. Вот подумалось, а к чему ему это все?

– К тому, что хочет видеть Псков сильным и в союзе с Москвой.

– Эка. Извечные сторонники Москвы, стало быть, не больно-то горят желанием, а он восхотел. Да еще и ты у него в соратниках, – вздернув бровь и вперив в боярина внимательный взгляд, с иронией произнесла княгиня.

– Удивительно?

– Не то слово.

– Вот и мне удивительно, – с растерянной улыбкой вздохнул Пятницкий. – Но верю ему, и все тут.

– Ефим Ильич, а кто ведал дознанием по убийству супруга моего?

Давно боярин ждал этого вопроса. С самого приезда княгини. Но та все молчала. Не хотела бередить еще не зарубцевавшуюся рану? Иль боялась чего-то? Хм. А ить, пожалуй, и боялась.

– Прямо сейчас могу провести в приказ и предоставить все бумаги по тому делу. Да только поверь, княгиня, ничего ты там нового для себя не сыщешь. Разве что подробности тех списков, которые отправили твоему брату, государю московскому.

– И все же я хотела бы сама прочесть их все. От первой и до последней бумажки. И переговорить с теми видоками, что были при деле. Лично и один на один.

– Как скажешь, – легко согласился Пятницкий.

Помялся малость, покряхтел и наконец глянул прямо в глаза княгине:

– Только ничего ты там нового не сыщешь, дочка. И коли желаешь уличить в чем Ивана, то вина его лишь в одном.

– И в чем же?

– В том, что меня выгородил, – решив не поминать Горячинова, проговорил Пятницкий, словно бросился в омут с головой.

– И в чем же он тебя выгородил?

– Нападение на тебя, в первый твой приезд в Псков. К тому делу имели касательство покойные бояре Аршанский и Медведков. Ну и я, грешный.

– Ты-ы?

– Я, княгиня. Не знали, как воспротивиться руке Рюриковичей, вот и удумали. А под то дело обратились все втроем к Жилину. Тот и взялся дело сделать. Так вот, единственная вина Карпова в том, что он устроил все так, чтобы ни купец, ни Медведков не упомянули моего имени в связи с тем делом, а взяли всю вину на себя.

– И тому никаких свидетельств?

– Никаких, княгиня, – глядя ей прямо в глаза, ответил боярин.

– И отчего ты все это говоришь мне?

– Из друзей порой случаются предатели, из врагов – самые преданные друзья. Я хочу служить во славу Пскова, хочу, чтобы земля эта оставалась вольной. Но для этого мы должны измениться. Мы много по этому поводу говорили с Иваном, и на многое я теперь гляжу иначе. Ить мы и впрямь в погоне за выгодой забываем о нашей земле и долге перед людьми. А можно и о том помнить, и о себе не забывать. И, несмотря на младость лет, Иван открыл мне на это глаза.

– Меня он с самого начала держал в своих планах? – с прищуром уставившись на боярина, поинтересовалась Лиза.

– Только в подспорье князю Трубецкому. Тебя призвать на княжий стол предложил уже я. Он лишь озвучил те слова на совете.

– Ох и наворотили вы тут. Москве обзавидоваться впору.

– Да оно как-то само. Узелок к узелку, петелька к петельке – и сплелась тенёта, даже сам диву даюсь.

– Прости, Ефим Ильич, но как относиться к тебе теперь, я и не ведаю.

– А жизнь сама все по местам расставит. Просто обождать надо, знать и помнить.

– Уж поверь, я о том никогда не забуду. Не смогу.

– А и никто не смог бы.

– Ефим Ильич, а что там по поводу шведской проказы порешили? – меняя неприятную тему разговора, спросила Лиза.

– Слать в Дерпт да Нарву посланников. Да требование послу выставить, дабы купцов отпустили да за обиду возместили. Ну и шведских купцов под арест. Да только их и так в Пскове нет. И через канал не идут.