Фавориты Фортуны

– Сцилла – это скопление страшных скал, – сказал Спартак.

– Сцилла – живое существо, – возразила Алусо.

– Через пять дней я буду знать точно.

Через пять дней первые пять тысяч человек собрались в Скиллее. Каждый был со своими вещами. Доспехи на спине, шлем на голове, оружие сбоку и непонятный страх в груди. Предстоит проплыть между Сциллой и Харибдой! Только тот факт, что большинство уже говорили с рыбаками, придал повстанцам смелости. Рыбаки клялись, что Сцилла и Харибда существуют, но они знают заклинания, которые могут успокоить чудищ, чтобы они уснули, и обещали читать их.

Хотя погода стояла хорошая все пять дней и море было спокойно, корабли не пришли. Рассерженный Спартак посовещался с Кастом и Ганником, и они решили оставить на ночь пять тысяч человек там, где они были. Шесть дней, семь дней, восемь. Кораблей нет. Десять дней, пятнадцать. Пять тысяч человек уже давно вернулись в свои лагеря, но каждый день Спартака видели стоящим на самой высокой точке у входа в гавань. Они придут! Должны прийти!

– Тебя надули, – сказала Алусо на шестнадцатый день, когда Спартак уже не пошел на свой наблюдательный пункт.

Он судорожно сглотнул подступившие слезы:

– Меня надули.

– Спартак, мир полон жуликов и лжецов! – воскликнула Алусо. – По крайней мере, то, что мы сделали, было сделано из лучших побуждений. Ты – отец для этих бедных людей! Я вижу дом для нас там, через пролив, я вижу его так отчетливо, словно могу коснуться его! Но мы никогда туда не попадем. Первый раз, когда я бросила кости, я видела это, но потом мне солгали и кости. Жулики и лгуны, жулики и лгуны! – Ее глаза сверкнули, она издала звериный рык. – Но бойся того, кто придет со снегом!

Спартак не слышал. Он горько плакал.

– Я – посмешище, – сказал Спартак Касту и Ганнику в конце дня. – Они уплыли с нашими деньгами, зная, что не вернутся. Две тысячи талантов за минутный разговор.

– Это не твоя вина, – сказал Ганник, обычно молчавший. – Люди хотят верить, что дела ведутся честно. Даже во время торговли.

Каст пожал плечами:

– Они не торговцы, Ганник. Они только берут. Ведь пират – грабитель.

– Ну, – вздохнул Спартак, – дело сделано. Теперь мы должны подумать о нашем будущем. Придется жить в Италии до лета, а потом мы реквизируем все рыболовецкие корабли между Кампанией и Регием и сами доберемся до Сицилии.

Конечно, о существовании новой римской армии на полуострове стало известно, но Спартак уже так давно безнаказанно ходил по этой земле, что не обращал внимания на военные потуги Рима. Его разведчики обленились, и он сам стал безразличен ко всему. За то время, что он пас свое огромное стадо, он понял, что война – не для них. Спартак превратился в патриарха, пребывающего в поисках дома для своих детей. Не царь, не полководец – пастырь народа. И теперь ему снова предстояло вести их. Но куда? Они так много едят!

Когда Красс начал свой поход на юг, он шел во главе войска, имея одну цель – искоренить повстанцев. Он не торопился. Он точно знал, где его добыча, и догадался, что целью Спартака станет Сицилия. Для Красса это не имело никакого значения. Если ему предстоит сражаться со Спартаком на Сицилии – тем лучше. Он связался с наместником (все еще Гаем Верресом), и его уверили, что рабы Сицилии не в силах поднять третье восстание против Рима. Веррес привел гарнизон в состояние боевой готовности и расставил его вокруг мыса Пелор, решив поберечь свои римские войска для будущей кампании, поскольку был уверен, что Красс подоспеет, чтобы нанести решающий удар мятежникам.

Но ничего не произошло. Вся огромная масса восставших продолжала стоять лагерем вокруг Скиллея. Не было кораблей. Тогда Гай Веррес написал:

Я услышал кое-что интересное, Марк Красс. Кажется, Спартак увиделся с пиратскими навархами Фарнаком и Мегадатом и попросил их перевезти двадцать тысяч его лучших солдат из Скиллея в Пелор. Пираты согласились сделать это за четыре тысячи талантов – две тысячи авансом и две тысячи после выполнения работы.