Фавориты Фортуны

Спартак дал им две тысячи талантов – и они уплыли, давясь от смеха! За одно только обещание они получили целое состояние. Некоторые могут сказать, что они поступили глупо. Если бы они выполнили обещанное, то получили бы еще две тысячи. Но Фарнак и Мегадат предпочли забрать деньги, не сделав вообще ничего. Спартак не внушил им доверия. И они знали, чем рискуют, пытаясь получить остальные две тысячи.

Мое личное мнение о Спартаке: он дилетант, деревенщина. Фарнак и Мегадат одурачили его так легко, как римский фокусник морочит апула. Если бы в прошлом году в Италии была приличная армия, она смела бы его, я уверен. На стороне Спартака только количество. Но когда он встретится с тобой, Марк Красс, ему не повезет. Спартаку не сопутствует удача, в то время как ты, дорогой Марк Красс, уже доказал, что ходишь в любимцах Фортуны.

Прочитав последнюю фразу, Цезарь рассмеялся.

– Что он хочет? – спросил он, отдавая письмо Крассу. – Занять у тебя денег? О боги, этот человек просто пожирает деньги!

– Ему я не дал бы, – сказал Красс. – Веррес долго не протянет.

– Надеюсь, ты прав! И как это ему удалось узнать так много о том, что произошло между пиратами и Спартаком?

Красс усмехнулся. Улыбка сотворила чудо на его большом, гладком лице, которое внезапно стало молодым и озорным.

– Думаешь, они с ним поделились?

– Несомненно. Он позволяет им использовать Сицилию как свою базу.

Они сидели вдвоем в командирской палатке, в хорошо укрепленном лагере около Попиллиевой дороги у Терины, в ста милях от Скиллея. Было начало февраля. Наступила зима. Две жаровни обогревали палатку.

Почему Марк Красс выбрал в друзья двадцативосьмилетнего Цезаря – это горячо обсуждали его легаты, которые скорее удивлялись, нежели ревновали. Пока Красс не начал делить досуг с Цезарем, у него вообще не было друзей, поэтому никто не чувствовал себя обойденным или обиженным. Загадка заключалась в их полной противоположности. Между ними была разница в шестнадцать лет. Они совершенно по-разному относились к деньгам. Казалось, Красс и Цезарь несовместимы. У них не имелось общих литературных или художественных пристрастий. И тем не менее тот же Луций Квинкций знал Цезаря много лет, вел с ним и политические, и коммерческие дела, но не мог сказать, что они с Цезарем – хорошие друзья. Однако начиная с того времени, как Красс призвал в свою армию военных трибунов этого года – на два месяца раньше срока, – он сразу выделил Цезаря. Симпатия оказалась взаимной.

Все объяснялось очень просто. Каждый увидел в другом человека, который в будущем многого добьется. У них были одинаковые политические амбиции. Без этого и дружба не возникла бы. Со временем появились и другие точки соприкосновения, и отношения упрочились. Твердость, присущую Крассу, можно было разглядеть и в спокойном, обаятельном Цезаре. Никто из них не питал иллюзий относительно распрекрасного римского мира. Оба были практичными и рассудительными, обоим было наплевать на личные удобства.

Различия между ними, напротив, были не так глубоки, хотя именно они и бросались в глаза: Цезарь – красивый повеса с репутацией бабника, Красс – преданный семье отец и супруг. Цезарь – блестящий интеллектуал, умеющий хорошо говорить; Красс – работяга-прагматик. «Странная пара» – таков был вывод удивленных наблюдателей, которые теперь поняли, что Цезарь – сила, с которой нельзя не считаться. Ибо не будь Цезарь силой, зачем бы Марку Крассу иметь с ним дело?

– Сегодня пойдет снег, – сказал Красс. – Утром мы выступаем.

– Насколько было бы лучше, – заметил Цезарь, – если бы наш календарь и сезоны совпадали! Не выношу неточности!

Красс удивленно посмотрел на своего собеседника:

– Почему?

– Сейчас уже февраль, а зима только начинается.

– Ты говоришь как грек. Если знать дату и иметь возможность высунуть руку за дверь, чтобы почувствовать температуру воздуха, – какая разница?

– Разница есть, потому что это неаккуратность и беспорядок.

– Будь мир слишком аккуратным, было бы тяжело делать деньги.

– Тяжело прятать их, ты хочешь сказать, – усмехнулся Цезарь.