Фавориты Фортуны

При приближении к Скиллею разведчики доложили, что Спартак все еще стоит лагерем на небольшом мысе за пределами порта, хотя есть признаки, что скоро он может сняться. Его приверженцы объели весь район.

Красс и Цезарь ехали впереди с армейскими инженерами и эскортом солдат, зная, что у Спартака нет кавалерии. Он пытался научить пехотинцев ездить верхом и приручить диких лошадей, встречавшихся в луканских лесах и горах, но ни с людьми, ни с лошадьми у него ничего не получилось.

День был безветренный. Снег продолжал падать. Два римских аристократа оглядывали местность позади треугольного мыса, где располагались повстанцы. Если дозор и был выставлен, то он проявлял полное равнодушие к происходящему. А больше здесь никого не было. Снег, конечно, помогал, заглушая шум и одевая в белое всадников.

– Лучше, чем я ожидал, – сказал довольный Красс, когда группа повернула обратно, возвращаясь в лагерь. – Если мы выкопаем траншею и возведем стену между этими двумя ложбинами, мы накрепко запрем Спартака на его территории.

– Ненадолго, – заметил Цезарь.

– Достаточно. Я хочу, чтобы они голодали, чтобы им было холодно, чтобы их охватило отчаяние. А когда они прорвутся, пусть идут на север, в Луканию.

– Во всяком случае, последнего ты добьешься. Они попытаются прорваться в самом слабом нашем месте, и это не южное направление. Без сомнения, ты захочешь, чтобы здесь копали консульские легионы.

Красс удивился:

– Они, конечно, могут копать, но вместе со всеми. И ров, и стена должны быть готовы за один рыночный интервал. А это значит, что и самые старые ветераны тоже займутся делом. Кроме того, физические упражнения их согреют.

– Если хочешь, я организую все, – предложил Цезарь, не ожидая согласия.

Разумеется, Красс отклонил предложение:

– Я бы хотел, чтобы ты этим занялся, но это невозможно. Луций Квинкций – мой старший легат. Это его обязанность.

– Жаль. Он слишком много говорит и строит из себя начальника.

Однако Луций Квинкций с большим энтузиазмом принялся сооружать стену вокруг лагеря Спартака. К счастью, у него хватило ума последовать советам инженеров. Цезарь был прав, считая его никудышным строителем укреплений.

Траншея в пятнадцать футов шириной и пятнадцать глубиной пролегала в ложбинах с обоих концов лагеря, а земля образовала стену, укрепленную бревнами, частоколом и наблюдательными вышками. От ложбины к ложбине траншея, стена, частокол и наблюдательные вышки протянулись на восемь миль. Все было проделано за восемь дней, несмотря на продолжавшийся снегопад. Восемь лагерей вдоль стены – один для каждого легиона – отстояли друг от друга на равном расстоянии. У командующего было достаточно солдат, чтобы расставить их на протяжении всех восьми миль фортификаций.

Спартак понял, что Красс прибыл, как только начали копать, но, казалось, отнесся к этому равнодушно. И вдруг он заставил своих людей строить огромное количество плотов, которые хотел привязать к рыбацким лодкам Скиллея. Римлянам казалось, что он надеется бежать через пролив и думает, что эта идея достаточно разумна, ведь она позволяет пренебречь тем фактом, что ему очень быстро отрезают путь к спасению. Настал день, когда начался исход людской массы по воде. Те римляне, которые не были заняты работой, забрались на ближайшую гору, чтобы лучше видеть происходящее в гавани Скиллея. А там разворачивалась катастрофа. Те плоты, которые были уже на плаву, не могли выйти из бухты: рыбацкие лодки не рассчитаны на то, чтобы таскать за собой такую тяжесть.

– По крайней мере, не видно, чтобы многие из них утонули, – сказал Цезарь Крассу.

– Вероятно, Спартак об этом только сожалеет. Меньше ртов кормить, – равнодушно заметил Красс.

– А я думаю, что Спартак любит своих людей, – возразил Цезарь. – Любит так, как только самопровозглашенный царь может любить свой народ.

– Самопровозглашенный?

– Цари, рожденные править, мало заботятся о своем народе, – объяснил Цезарь, который знал такого царя. Он показал туда, где на берегах бухты разыгрывалась трагедия. – Я говорю тебе, Марк Красс, что Спартак любит их всех, до самого последнего неблагодарного человечишки в своей необъятной орде! Если бы он не любил их, он ушел бы уже год назад. Интересно, кто же он на самом деле?

– Основываясь на сведениях Гая Кассия, я пытаюсь разгадать эту загадку, – сказал Красс, спускаясь с горы. – Идем, Цезарь, ты видел достаточно. Любовь! Если он их любит, то он – дурак!

– Определенно, он дурак, – согласился Цезарь, следуя за Крассом. – И что же тебе удалось выяснить?

– Почти все, кроме его настоящего имени. Мы можем так и не узнать его. Какой-то нерадивый архивариус не потрудился положить послужные списки в сухое место. Их невозможно прочитать, а Косконий не помнит имен. В данный момент я разыскиваю его младших трибунов.

– Удачи тебе! Они тоже не вспомнят ни одного имени.

Красс фыркнул:

– Ты знал, что в Риме ходит миф о нем, будто он фракиец?

– Да все знают, что он фракиец. Фракиец или галл – есть только два стиля борьбы. – Цезарь весело рассмеялся. – Однако я считаю, что этот миф усердно внедряют агенты сената.