– Ты правильно определил для меня место в своем каталоге, дядя, – отозвался он. – Но думаю, что фламинат был лучшим из всего, что могло случиться со мной, при условии, что я сумел от него избавиться. Он научил меня быть и проницательным, и могущественным, он научил меня прятать фонарь, когда есть опасность, что его погасит порывом ветра. Теперь я знаю, что время – более ценный союзник, чем деньги или наставники. Фламинат научил меня терпению, которого, по мнению моей матери, у меня никогда не было. Ничто не пропадает даром! Лукулл показал мне, что я могу продолжать учиться, развивая идеи и запуская их в жизнь через других людей. Я отступаю в тень и смотрю, что получается. Не беспокойся, Луций Котта. Мое время выдвинуться на первый план еще придет. Я стану консулом в свой срок. Но это будет лишь началом.
Ноябрь был суровым месяцем, хотя погода оставалась приятной, как в мае, когда сезон и календарь совпадают. Тетя Юлия вдруг заболела, и врачи, даже Луций Тукций, не могли поставить диагноз. Это был синдром потери – веса, духа, энергии, интереса.
– Я думаю, она устала, Цезарь, – сказала Аврелия.
– Но не устала же она жить! – воскликнул Цезарь, которому было невыносимо думать, что в окружающем его мире не будет тети Юлии.
– О да, – сказала Аврелия. – Это – больше всего.
– Ей есть ради чего жить!
– Нет. Ее муж и сын умерли. Поэтому ей незачем жить. Я уже говорила тебе об этом. – И – чудо из чудес! – красивые фиолетовые глаза Аврелии наполнились слезами! – Я почти понимаю ее. Мой муж умер. Если бы ты умер, Цезарь, это был бы и мой конец.
– Конечно, это было бы горем, но не концом, мама, – возразил Цезарь, не в состоянии поверить, что он так много значит для матери. – У тебя есть внуки, у тебя – две дочери.
– Это правда. У Юлии этого нет. – Слезы уже высохли. – Но вся жизнь женщины – в ее мужчинах, Цезарь, а не в женщинах, которых она родила, и не в детях, которых родили они. Ни одна женщина не оценивает свою судьбу правильно. А судьба эта неблагодарна и неясна. Мужчины управляют миром, мужчины, а не женщины. Но умная женщина проживает жизнь своих мужчин.
Цезарь почувствовал слабость и ударил:
– Мама, кем был для тебя Сулла?
И в минуту слабости она ответила:
– Стимулом. Он ценил во мне то, что никогда не ценил твой отец. Хотя я не хотела бы стать женой Суллы. Или его любовницей. Твой отец – мой единственный мужчина. А Сулла был моей мечтой. Не из-за его величия, а из-за страданий. У него не было друзей среди равных ему. Только один греческий актер, который последовал за ним после его отставки, и я, женщина. – Слабость прошла. Аврелия оживилась. – Но хватит об этом! Проводи меня к Юлии.
Юлия теперь превратилась в тень себя прежней, но немного воодушевилась, увидев Цезаря. И Цезарь лучше понял то, что говорила ему мать: умная женщина живет жизнью своих мужчин. «Неужели так может быть? – думал он. – Неужели женщинам больше ничего не нужно?» Но потом он представил себе Римский форум и сенат, наполовину состоящий из женщин, и содрогнулся. Женщины существуют для удовольствия, для приватной компании, для услуг и пользы. Очень плохо, если они захотят большего!
– Расскажи мне, что говорят на Форуме, – попросила Юлия, держа руку Цезаря в своей.
Ее рука, заметил он, все более и более напоминала птичью лапку. Его ноздри, привыкшие к изысканному аромату, который она всегда распространяла вокруг себя, уловили какой-то кислый запах, которого не могли скрыть духи. И это был не возраст. Вдруг всплыло слово «смерть». Цезарь отогнал его и заставил себя улыбнуться.
– Я могу рассказать тебе что-нибудь о Форуме или о базилике, – весело сказал он.
– О базилике? Какой?
– О самой первой, Порциевой базилике, которую Катон Цензор построил сто лет назад. Как ты знаешь, на первом этаже там заседает коллегия плебейских трибунов. Возможно, по случаю возвращения своих полномочий состав трибуната нынешнего года задумал отремонтировать помещение. Как раз в его середине стоит огромная колонна, которая мешает им проводить собрания в большем составе – там умещается только десять человек. Поэтому Плавтий, глава коллегии, решил отделаться от столба. Он позвал самых лучших архитекторов и спросил их, есть ли какая-нибудь возможность избавиться от колонны. После многочисленных промеров и расчетов он получил ответ: да, колонну можно убрать, и здание не пострадает.
Юлия лежала на ложе, Цезарь присел на край. Ее большие серые глаза, провалившиеся в синие глазницы, в упор смотрели ему в лицо. Она улыбалась, искренне интересуясь рассказом.
– Не могу представить, что будет дальше, – сказала она, сжав его руку.