Фавориты Фортуны

– Откровенно говоря, мои коллеги-сенаторы, – четко и громко начал Луций Котта, – ознакомившись с протоколами заседаний судов, я не был в восторге от решений наших присяжных заседателей, будь то сенаторов или всадников. Когда жюри состоит целиком из сенаторов, оно всегда на стороне подсудимых-сенаторов. А когда жюри состоит из всадников, владеющих государственным конем, оно, естественно, на стороне всаднического сословия. Оба состава жюри подвержены взяточничеству. Предлагаю определять состав жюри более справедливо, чем это делалось раньше. Гай Гракх отобрал у сената судебную власть и передал ее восемнадцати центуриям первого класса, куда входят владельцы государственных коней, обладающие годовым доходом в четыреста тысяч сестерциев. Но Гай Гракх этим и ограничился. Теперь почти каждый сенатор происходит из семьи, входящей в первые ряды восемнадцати центурий первого класса. Поэтому я предлагаю тройной состав жюри. Треть – сенаторы, треть – всадники, владеющие государственным конем, и треть – tribuni aerarii – всадники, которые составляют основную массу первого класса и имеют не менее трехсот тысяч сестерциев годового дохода.

Поднялся ропот, но ропот мирный. На лицах, повернувшихся к Луцию Котте, как цветы к солнцу, было написано удивление. Сенат размышлял. Луций Котта говорил все убедительнее.

– Мне кажется, что мы, сенаторы, стали сентиментальнее за годы, прошедшие со времен Гая Гракха до диктатуры Луция Корнелия Суллы. Мы с сожалением вспоминали привилегию быть присяжными, забывая о реальных обязанностях жюри. Нас было триста против тысячи пятисот владельцев государственных коней. Затем Сулла вернул нам суды. И хотя он увеличил состав сената, чтобы справиться с этой проблемой, мы вскоре оказались перед фактом, что все мы, живущие в Риме, постоянно заняты то в одном, то в другом жюри. Потому что постоянные суды добавили присяжным новые обязанности. Когда суды осуществлялись народным собранием, процессов было значительно меньше. Думаю, Сулла рассуждал так: урезанный состав каждого жюри и увеличенный состав самого сената облегчат обязанности присяжных. Но он недооценил проблему. Я приступил к исследованию, убежденный только в одном: что сенат, даже в своем увеличенном составе, недостаточно многочислен, чтобы обеспечить жюри для каждого суда. И все же, отцы, внесенные в списки, я не хотел бы возвращать суды всадникам восемнадцати первых центурий. Это было бы двойным предательством – по отношению к моему собственному сенаторскому сословию и по отношению к отличной системе правосудия, которую дал нам Сулла, учредив постоянные суды.

Все слушали с восхищением: во всем, что говорил Луций Котта, был определенный здравый смысл!

– Сначала я думал разделить состав жюри поровну между сенатом и восемнадцатью старшими центуриями. Каждое жюри будет состоять на пятьдесят процентов из сенаторов и на пятьдесят процентов из всадников. Однако несколько расчетов показали мне, что бремя ответственности для сенаторов все же слишком тяжело.

Лицо Луция Котты было очень серьезным, глаза сияли. Вытянув вперед руки, он продолжал, слегка понизив голос:

– Если человеку приходится судить своего коллегу, каким бы статусом тот ни обладал, он должен прийти на слушание свежим, активным, заинтересованным. Но это невозможно, если присяжный входит в состав сразу нескольких жюри. Он измучен, он становится скептиком, он безразличен – и гораздо более склонен к взяточничеству. Ибо какую компенсацию, спрашивает он себя, может он получить, кроме взятки? Ведь государство не платит своим присяжным. Поэтому государство не должно иметь права отбирать у человека огромное количество личного времени.

Последовали кивки и одобрительный ропот. Сенату нравился ход мыслей Луция Котты.

– Я знаю, многие из вас думают, что обязанности присяжных должны быть распределены между бóльшим количеством людей. Состав присяжных уже был однажды поделен между двумя сословиями. Но, как я уже сказал, ни одно из решений, которые приходили нам на ум до сих пор, не было оптимальным. Тысяча восемьсот всадников в восемнадцати старших центуриях, не обремененных обязанностями в сенате, – это солидный людской резерв, что, вероятно, позволит одному всаднику присутствовать всего на одном процессе в год.

Луций Котта помолчал, довольный реакцией слушателей. Он продолжал быстрее: